О чувствах
 |
В Богослужении задействованы все 5 чувств человека:
зрение – иконы, утварь, одежды священников, т.е. все убранство храма;
слух – песнопения;
обоняние – кадильный фимиам, благовония;
осязание – крестное знамение;
вкус – принятие Святых Христовых Таинств.
Цель – обоготворить человека, в пределе – возвысить, выявить божественную его сущность, дать ему самому ощутить, насладиться ею и пробудить стремление к сохранению и умножению этой духовной красоты, которая, несмотря на наше греховное упорство, доходящее до полного отрицания существования этой красоты, все же не оставляет и не покидает нас.
После долгих раздумий над чем-то очень важным для нас и требующим обязательного разрешения, вдруг рождается примиряющая мысль. Именно рождается: мы были чреваты этой мыслью, вынашивали ее, испытывали муки и боль и, наконец, радуемся ее появлению, радуемся искренне, как дети. Эту радость мы принимаем порой за истинность, считая, что мы много трудились и потому достойны ее. Но все подлежит проверке опытом. Мысль может быть убедительной, изящной, интересной, но не всегда истинной.
Какая сильная мысль! – говорим мы, – Он сильно переживает.
Мысли и чувства имеют силу. Имеют силу побеждать, подчинять себе наше тело.
То, что имеет силу, должно существовать реально. Если как бы связать, соединить воедино мысли и чувства, то представится некое духовное единство.
Как я мыслю, как я чувствую – это и есть образ моей души.
Видимо душа может принимать тот или иной образ мыслей, в зависимости от ее силы. Что-то принимать, что-то отвергать.
В каком образе, в каком одеянии предстанет душа Богу? Необходима одежда покаяния. Если не праведная жизнь, то желание праведной жизни. Это первая одежда – это срачица (вспомни монашеский постриг). Если Господь увидит это желание, эту едва прикрывающую наготу одежду, то по неизреченной Своей любви, может быть, дарует одеяние иное достойное для присутствия на Тайной вечери в Царствии Небесном.
Смирение – это чувствовать себя хуже всех. Не думать, не помышлять, а чувствовать всем сердцем. Это и есть «видеть себя смиренным».
Сердце своими очами видит чувства. Оно их различает, как наше зрение различает цвета: вот – кротость, вот – милосердие, вот – гнев, вот – тоска и т.д. Отверзаются очи сердечныя только благодатию Божией. Это чудо. Чудо исцеления слепого.
О слове
О трех видах искусства.
Литература, музыка, художество, слово, звук, цвет, синтез = содержание + форма, сущность
Слово сильнее, чем звук и цвет. Звук более тонок, как бы расплывчат, а потому менее конкретен, определен. Цвет более определен, оформлен, но менее тонок. И в том и другом как бы существуют начатки слова. Потому и звук, и цвет словесны, и потому они смогли составить слово.
Слово – достояние человека и явление его божественной сущности. У животных есть и музыка, и художества (отсюда древние культы, обожествление животных ). Христианство же по сути словесно, потому и человечно. Слово было Бог(?). Не звук, не цвет, а Слово!!! Иначе Евангелисты должны были написать симфонии или картины, чтобы возвестить о Христе.
Итак, слово – это оформленный, окрашенный звук, или наполненный, озвученный цвет.
Слово – меч, оно имеет в себе направленность, вектор действия, оно заставляет определиться и потому рождает отношения, чувства, т.к. они существуют только по отношению к чему-то, к кому-то. Звук и цвет скорее опахало. Они приближают красоту и соединяют душу с нею, но всю(!) душу, т.е. все, что в ней хорошего и плохого. Здесь синтез, а в слове анализ.
В звуке и цвете нет критерия истины. В музыке и живописи это гармония, т.е. осмысленный порядок. Здесь есть слово, хотя скрыто, но есть.
Слово все осмысливает, оценивает и потому побуждает действовать – совершенствовать или изменять (уничтожать), а не просто наслаждаться красотою и гармонией (как в музыке и живописи).
Осмысливаем, значит, сравниваем. С чем? Со Словом Божиим – оно критерий истинности всего.
***
Св. отцы пишут: « … и открывается словесная природа тварей».
Все создано было Словом, и человеку, который уподобляется Слову, т.е. Христу, открывается словесная природа. Св. Амвросий, куда бы ни взглянул, что бы ни услышал, везде находил эту словесность, потому он и говорил притчами, присказками и рифмами (случай с гвоздем в крыльце). Мир, сотворенный Словом, есть огромная книга, книга жизни. Но читать ее может лишь тот, кто смотрит в нее чистым оком и чистым сердцем. Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности(2 Тим. 3-16). Это сказано о Священном Писании, но то же самое можно сказать и о сотворенном мире, ибо и это писание, и оно начертано великой десницей Святой Троицы.
***
Почему существует истина, и люди не могут поверить ей, не могут приобщиться ее силе?
Людям затруднено проникновение в смысл слова, затруднено приобщение к силе слова, и, тем самым, затруднено сознание истины – только действием (могуществом) греха. Это следствие падения, преступления заповеди Божией. Адам не послушал слова, т.е. отвергся сам от понимания смысла, как бы разделился с ним, и мгновенно образовавшийся промежуток заполнил грех. Впрочем, сам этот промежуток, сама эта пустота и есть грех, искажение. Как бы некая пелена закрывает нам теперь истину и смысл слов.
Вот почему трудно различать слова в их полной силе и в их истинном смысле. Так же трудно различать предметы в сумерках.
Путь восстановления возможности слушания Слова и Его постижения, и приобщения к Нему – вот смысл наших трудов.
***
Почему Евангелие трудно читать? Господь отвечает не на вопрошение уст, а на сокрытые помыслы сердца. В них вся суть, они – причины, а вопрос – следствие. То есть устроение сердца важнее произносимых слов, важнее логической стройности речи.
***
Всякое понятие, слово имеет смысл и сопряженное с этим смыслом чувство, отзвук в душе.
Грехом это единство смысла и чувства рассечено, и мы не чувствуем того, о чем говорим, и не понимаем того, что чувствуем.
Господь благодатию своею восстанавливает это единство, врачует эту неисцельную рану. Но все это происходит так, как будто мы снова начинаем учиться ходить. Все ново, все необычно, все трудно. Все дается только опытом, только им одним. Иначе как научиться ходить? Значит, все в исполнении заповедей Божиих.
И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины(?).
Каждое наставление народу, каждое слово Господа преисполнено любви, любви даже до смерти, смерти же крестной. Оно преисполнено мира, кротости и смирения. Оно – Божественно, полное благодати и истины. Но видеть это, чувствовать, осязать сердцем можно только, когда сам Господь открывает.
О, Мудросте и Слове Божий, подавай нам истее Тебе причащатися.
О времени
Будущее [время] в руках Божиих, прошедшее – в книгах жизни, настоящее – в наших руках. Творение жизни возможно лишь стоя во Христе, тем величественней наша духовная свобода и ведение судеб Божиих, т.е. судеб мира. Пределы духовной свободы – это пределы вселенной.
***
Время – мистическая сущность. Спрашиваю себя: был пост или не был? Служба была или нет? Так придется когда-нибудь спросить и о своей жизни. Что же реально существует? Душа. Очищенная от греха или еще замаранная им.
«Ликуй ныне и веселися, Сионе…» – именно ликуй (Это состояние духа, а не временное).
Ибо всякий дом устрояется кем-либо; а все устроивший есть Бог(Евр.3:4).
О кознях врага
Задача темных сил – формировать природу людских отношений, социальных институтов лишь для запугивания, порабощения нашего духа, дабы не вырос он в меру полной свободы, в меру возраста Христова. Если такое случается, безсильны становятся легионы тьмы против одного воина Христова.
***
Темные силы злятся на нас, потому что мы, приближаясь к Богу, осуждаем их. (Так человек, делающий добро безкорыстно, вызывает гнев и презрение у подлецов). Мы, немощные, скотские, и то выбираем Бога и стремимся к Нему, а они, безплотные, зрящие величие Божие, уклонились от Него. Наше стремление к Богу для них осуждение, намек на Страшный Суд.
***
Действия лукавого направлены на разрушение Божественного строя, порядка жизни, то есть на разрушение красоты и премудрости. Потому что Божественный строй /иерархия во всем, послушание любви/ это и есть премудрость и красота, совершенство, полнота.
1)Первое средство разрушения – окрадывание духа, внутренняго, оставляя мертвенность внешнего.
2) Второе средство – разгорячение духа по страстям, рождающее безпокойство, неустройство, желание изменить внешнее, стремление к мнимому лучшему.
Грех – разлучение с Богом.
Исполнение своей воли, отлучение своей воли от воли Божией. Непослушание. И как при расставании с любимым человеком горько на душе, так и при исполнении своей воли душа начинает страдать и плакать. Здесь опыт.
О добродетели
«Добродетель мы должны почитать не ради других, но ради ее самой» Свт. Иоанн Златоуст.
Почему мы должны быть добродетельными? Почему мы должны творить добро? Потому что это радость для людей, и добро побеждает зло, а, значит лучше быть на стороне сильного. Потому что добро – это хорошо, а зло – это плохо.
То есть добродетель утверждается логикой, умонастроением. Это приемлемо как первая ступень на лестнице восхождения к доброте. Это приемлемо для младенцев, не имеющих чувства навыка в различении добра и зла. Это молоко, а не твердая пища.
Если только на этом будет зиждиться понятие добра, то оно зыбко, а во многих случаях – мертво. В нем говорит ум, а сердце молчит.
Нужно сердцем ощупать вкус добродетели, ее сладость и истинность. Тогда доказательство необходимости добра будет находиться в самом добре. Тогда не надо и доказательств. Я делаю добро и через это убеждаюсь, что следую истине. Я творю добро, почему это добро? Я люблю добро, и я понимаю, что надо творить добро – не однозначные выражения.
Итак, почему я должен быть добродетельным? Потому что я люблю добродетель.
Покаяние делает наше дело поистине добрым делом.
О страхе смертном
Смерть страшна, почему она знает обо мне все, почему она обладает мною, распоряжается мною как госпожа своим рабом. Христианство дает знание о смерти и о будущей жизни, уничижая этим власть смерти.
Да, и о христианине смерть знает все, но он знает о ней ровно столько, чтобы не бояться ее.
Христианство превращает смерть из убийцы во врача, из незнакомца – в товарища.
Сколько б ни рассуждали о смерти атеисты и интеллигенты, она для них остается незнакомкой, явлением, не вписывающимся в круг жизни, явлением потусторонним, потому что они не имеют знания о смерти.
Мы боимся в темноте хулигана, потому что он незнаком нам, мы не знаем его намерений, а с близким человеком и в темноте встреча становится радостной.
