Сегодня – 31 год со дня кончины схиигумена Павла (в миру Петра Иустиновича Драчева) (16/ 29 марта 1981), последнего оптинского монаха, который не дожил до открытия любимой обители всего несколько лет.
В Оптину Петр Драчев поступил в 1909 году, в 1923 – выселен из нее. В 1925 году приехал в Данилов монастырь до своего ареста 28 декабря 1930 г – за «антисоветскую агитацию». Был приговорен к 3 годам высылки в Пинегу Архангельской области. Здесь он (будучи тогда иеродиаконом) встретился с оптинским иеромонахом Никоном (Беляевым)
До последнего дня и часа иеродиакон Петр был рядом с преподобным старцем. Последний год о. Никон, уже неизлечимо больной, жил у о. Петра и благодаря усердной заботе последнего Господь даровал преподобному старцу еще некоторое время жизни.
Он вспоминал, как в июне 1931 года, истощенный до крайности, о. Никон едва слышным голосом попросил дать ему лист бумаги и карандаш - хотел что-то написать. «Какая красота в духовных книгах», - начал он, и карандаш выпал из его ослабевшей руки. Видя его тяжелое состояние, о. Петр поспешил пригласить архимандрита Никиту (Курочкина; †1937), насельника Зосимовой пустыни, родного брата одной из духовных дочерей о. Никона, который не замедлил прийти к умирающему и причастить его Св. Христовых Тайн и тут же после причащения прочитал над ним канон на исход души. В 10 часов 40 минут вечера 8 июля о. Никон отошел ко Господу, к Которому так стремился всю свою жизнь. Его духовная дочь сестра Ирина (Бобкова; схимонахиня Серафима; †3 ноября 1990) и о. Петр со страхом и трепетом видели, как душа преподобного покидала тело. Гроб для него был заранее заказан тоже о. Петром.
Из архангельской ссылки о. Петр приехал в Тулу. Там его рукоположили в иеромонахи, и он несколько лет служил в храме Двенадцати Апостолов. Его чуть на арестовали по доносу, но он успел скрыться и долгое время (30-40 годы) жил на нелегальном положении.
В духовном облике о. Петра было редкое сочетание двух качеств, унаследованное им от великих оптинских старцев: по натуре батюшка был «книжным человеком» (всю жизнь очень много читал), но, несмотря на всю свою начитанность, он всегда оставался простецом.
Затвор о. Петра оказался вынужденным и благодатным, и это время батюшка всегда вспоминал как самое счастливое в своей жизни. В конце войны стали открываться храмы. Старинный Веневский монастырь объявили приходской церковью. Сюда-то и решил перебраться отец Петр. Но, обученный осторожности, скрыл, что он иеромонах, и устроился церковным сторожем. Никто о нем ничего не мог сказать, кроме того, что это простой и незаметный старичок-сторож, добрый и тихий, по временам исполняющий должность псаломщика. О том, что он иеромонах, знала только одна женщина. Она-то и убедила его принять бремя пастырства. После убийства о. Афанасия могли прислать нового священника. Кто знает, каким он будет, сумеет ли хранить тайну исповеди?.. И отец Петр согласился.
В начале пятидесятых его перевели в с. Черкассы Ефремовского р-на Тульской обл. Здесь о. Петр прослужил только первые полтора года. Начались хрущевские гонения, и храм закрыли. Батюшка, к тому времени уже игумен, окончательно отказался от служения в церкви и в течение десяти лет вообще не ходил в храм. Весь богослужебный круг он вычитывал дома, келейно. В этом ему помогали шамординские монахини, купившие неподалеку от о. Петра дом
За время своего затворничества о. Петр выехал из села всего один раз - в начале семидесятых. Вернувшись из таинственной поездки, он снова стал посещать церковь и уже до самой смерти не пропустил ни одного богослужения. А ездил он в Почаев, где отцы упраздненной Почаевской Лавры постригли о. Петра в великую схиму. И вернулся в Черкассы батюшка с новым именем - теперь он был схиигуменом Павлом. Не укроешь светильник под спудом, да и пора, видимо, было выходить ему на служение людям. Наступил такой период в жизни схиигумена Павла, когда к нему за советом стали стекаться люди, и он стал принимать. Как вспоминала схимонахиня Софрония (в монашестве Антония Авдошина; †19 июля/ 1 августа 1998), часто из окна можно было видеть такую картину: вдоль речки тянется длинная вереница людей - это идут к батюшке за советом. Его почитали за святого старца, прозорливца, верили в чудодейственность его молитв. Ему задавали самые разные вопросы (делать операцию или нет? выходить ли замуж? и другие), и все в точности, как он советовал, исполнялось. «Отец Петр был дальнозоркий, - вспоминала А. С. Лукьянова,- бывало, скажет потихоньку на ушко, а все сбудется».
По воспоминаниям знавших его, схиигумен Павел был высокий, худощавый, волосы белые, глаза светились радостью. У него была нежнейшая душа, кроткая, тихая, легкая - высокая и мужественная душа настоящего подвижника, не надломленная ни тяжелыми жизненными испытаниями, ни мерзостью лагерной жизни, ни тюремными допросами и издевательствами, ни различными лишениями ссылки. Отец Павел был необыкновенно прост в общении, но тонок, чуток к душе человека, с которым беседовал.
Праздных разговоров он никогда не вел. Сам молчаливый, он учил избегать лишних разговоров, скрывать свои чувства, учил благому молчанию, немногословию. «Что вы так много разговариваете? - спрашивал о. Павел и в назидание шутил: - Вот смотрите - соседский кот: пришел - молчит, поел - молчит, ушел - опять молчит...» С теми, кого принимал, батюшка мог говорить подолгу, но только о «едином на потребу». Любил повторять слова преп. старца Амвросия: «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного». Верил в возрождение Оптиной пустыни, говоря: «Для Бога невозможного нет. Господь двинет рычаг - и все переменится». Его расспрашивали о времени закрытия Оптиной. В ответ он пел: «Все прошло, и все минуло, и беспечных обмануло». Об Оптиной вспоминал, как о рае: «Какая благодать, какое ангельское пение...» Отец Павел жил в нищете, ни от кого ничего не брал. Когда он приходил в храм, ему деньгами набивали полные карманы, прося: «Батюшка, помяните! Батюшка, помолитесь!» Но он, чтобы никого не огорчать и чтобы никто не видел, молча уходил в алтарь и там выворачивал карманы, не оставляя себе ни копейки. К концу жизни схиигумен Павел был очень почитаемым старцем как среди простых людей, так и среди духовенства, и монашества. К нему за советом приезжали многие подвижники, в том числе схиархимандрит Христофор (Никольский; †9 декабря 1996), сам в будущем старец, и владыка Варфоломей (Гондаровский; †21 марта 1988), архиепископ Тульский. Он-то и благословил о. Павла постригать в монашество тех, кого он посчитает достойным. У батюшки хранились книга, принадлежащая преп. старцу Нектарию Оптинскому, по ней он и совершал постриги.
Скончался схиигумен Павел на 93-м году жизни Великим постом, на Крестопоклонной неделе. Перед смертью батюшку попросили что-нибудь спеть на память: «Чтобы мы запомнили Вас на всю жизнь». «Хорошо»,- ответил он. И за полчаса до смерти умирающий старец запел Херувимскую. У него был прекрасный голос, петь он умел и знал все служебные песнопения. «А какую Херувимскую спел вам о. Павел?» - спрашивали потом присутствовавших при кончине старца о. Владимира и монахиню Валентину. «Шестнадцатую», - отвечали они и сами начинали ее напевать. (По номером 16 в популярном сборнике церковных хоров, составленного А.Касторским стоит Софрониевская херувимская, видимо, ее и напевал перед смертью схииг. Павел)
В 17 часов вечера схиигумен Павел приобщился Святых Христовых Тайн, а в 3 часа ночи предал душу Господу. Шамординские сестры, как завещал батюшка, положили ему в гроб все оставшиеся от старца Варсонофия вещи: четки, рубашку и наволочку, лишь крест старца священник класть в гроб не разрешил.
Похоронен схиигумен Павел в селе Черкассы Ефремовского района перед алтарем храма преп. Сергия Радонежского с приделом в честь иконы Божией Матери «Казанская».
Могилка последнего оптинского монаха схииг. Павла (Драчева)
и Свято-Сергиевский храм с. Черкассы
