СТРАНИЦЫ СЕРДЕЧНОЙ ЛЕТОПИСИ

Сегодня окончила дни своей земной жизни одна из оптинских жиличек. Татьяна Герасимовна Ананская, короткое и благоговейное создание Божие, истинная послушница и преданная дочка наших Старцев. Происхождение ее мне не известно. Знаю, что она и ее сестра, Елена Герасимовна, давние оптинки, выселившиеся из миру и, по любви к монастырскому безмолвию, укрывшиеся под Святой покров Оптиной Пустыни. Со дней установления в Оптиной старчества такие старческие дочки никогда не переводились в старческих хибарках, пользуясь гостеприимством обители то в ее гостиницах, то в отдельных, принадлежащих ей, жилых флигелях за монастырской оградой. Поселялись сперва на время, а там и жизнь кончали, прожив ее незаметно, как день один, на святой земле Оптинской.

Перед кончиной Татьяна Герасимовну подстригли в схиму.
– Танюшка, матушка! – говорит умирающей сестра, – помолись обо мне, не забудь меня, когда предстанешь пред Престолом Божием.
– Если стяжу дерзновение, – ответила та, – не только о тебе, но и о всех знаемых буду молиться. Кланяйся всем и проси у всех молитв за меня, грешную!
С молитвой на устах и перешла в жизнь вечную оптинская праведница. Умерла, как уснула…

Как удивительно и просто свершается здесь переход от временной жизни в небесную вечность! – ни слез безутешных, ни жгучего горя: точно переезд с одной квартиры на другую. Пожил себе человек, сколько Бог положил сроку, и – с Богом: нечего тут заживаться!  Там намного лучше…

Не видел того глаз, не слышало того ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9).
– и что это за прекрасная страна, из которой никто назад вернутся не хочет? – С таким полувопросом обратился раз ко мне один из старейших оптинских монахов отец Нафанаил, помнящий еще великого Старца Макария и не менее великого архимандрита  Моисея.

– Ах! – продолжал он со вздохом, – какая это прекрасная должна быть страна! Только как угодить-то  туда нам, грешным? Задумаешься так-то иной раз и заскорбишь, чувствуя свою недостаточность: жил, жил монах всю жизнь, а что нажил? С чем предстанешь пред Судией – Искупителем?  Одни грехи и никакого искупления!... И вспоминается мне, мой батюшка, как я однажды пришел с такими мыслями к покойному Старцу Амвросию, расстроенный и огорченный ими до крайности…

– Ну, – спрашивает меня Старец: сказывай, отец Нафанаил, как живешь, как храмину свою духовную воздвигаешь?
– Что, – говорю, – батюшка, одно горе! Кирпич один заложишь, а два вытащишь; камень вмажешь, а три вывалятся: какая это постройка – мусор один! Впору только плакать!
– А ты не скорби, – говорит батюшка, – не отчаивайся! Послушай-ка, что я тебе расскажу! – Жила была одна барыня – помещица, и очень она чистоту на свое дворе любила. Как встанет утром, так прямо к окошку: на двор и смотрит, все ли на дворе у нее чисто. Дворня привычку эту ее уже знала, и уж, конечно, потрафляла… И вот, братец ты мой, случись раз такая беда: заболела барыня  и что-то долго проболела, а холопы-то ее за это время возьми да и запусти чистоту дворовую: и посреди двора воздвиглась немалая мусорная куча… Как встала с одра болезни барыня, так сейчас к окошку…

– Это, – кричит, –  что? Прибрать сейчас, убрать, чтобы глаза, – говорит, – мои не видали этого безобразия! Сейчас все свезти под гору в яму!
Стали барынино приказание выполнять, а старик-приказчик, человек опытный, и говорит рабочим:

– Вы кучу-то мусорную поаккуратней убирайте, что гоже, отбирайте в сторонке, а что негоже, то только и везите под гору…

– И что ж ты, отец Нафанаил, думаешь? – сказал мне батюшка Амвросий, – как взялись за кучу-то, так мало чего и под гору пришлось свезти: то гоже, это гоже, а мусор-то  почти что ни чего и не оказалось… Видишь, братец ты мой, – добавил батюшка, – и тебе о твоем мусоре нечего отчаиваться: посмотреть на тебя – мусор мусором; а начнешь тебя разбирать, глядь, гожее-то что-нибудь и отберется… – Так, то, С.А., умели Старцы наши утешать и ободрять отчаивающегося человека!

Этот отец Нафанаил – один из столпов оптинского благочестия, живая хроника оптинская за сорок с лишним лет ее жизни, – от конца шестидесятых годов до дней текущих, но погружаться в воспоминания при посторонних не очень любит. И то мне в честь, что он обронил для меня одну из жемчужин с неписанных страниц своей сердечной летописи.

С.А. Нилус. «На берегу Божией реки»
1 марта по церковному стилю