Сегодня окончила дни своей земной
жизни одна из оптинских жиличек, Татьяна Герасимовна Ананская, кроткое и
благоговейное создание Божие, истинная послушница и преданная дочка наших
старцев. Происхождение ее мне неизвестно. Знаю, что она и сестра ее, Елена
Герасимовна, давние оптинки, выселившиеся из миру и, по любви к монастырскому
безмолвию, укрывшиеся под святой покров Оптиной пустыни. Со дней установления в
Оптиной старчества такие старческие дочки никогда не переводились в старческих
хибарках, пользуясь гостеприимством обители то в ее в гостиницах, то в
отдельных, принадлежащих ей, жилых флигелях за монастырской оградой. Поселялись
сперва на время, а там и жизнь кончали, прожив ее незаметно, как день один, на
святой земле Оптинской.
Перед кончиной Татиану Герасимовну
постригли в схиму.
- Танюшка, матушка! - говорит
умирающей сестра, - помолись обо мне, не забудь меня, когда предстанешь пред
Престолом Божиим.
- Если стяжу дерзновение, - ответила
та, - не только о тебе, но и о всех знаемых буду молиться. Кланяйся всем и
проси у всех молитв за меня, грешную!
С молитвой на устах и перешла в
жизнь вечную оптинская праведница. Умерла, как уснула...
Как удивительно просто свершается
здесь переход от временной жизни в небесную вечность! - ни слез безутешных, ни
жгучего горя: точно переезд с одной квартиры на другую. Пожил себе человек,
сколько Бог положил сроку, и - с Богом: нечего тут заживаться! Там много
лучше...
"Не видел того глаз, не слышало
ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его"
(I Кор. 2, 9).
- И что это за прекрасная страна, из
которой никто назад вернуться не хочет? - С таким полувопросом обратился раз ко
мне один из старейших оптинских монахов отец Нафанаил*, помнящий еще великого
старца Макария** и не менее великого архимандрита Моисея.
______________________
* (Жураковскин) скончался
четырнадцатого декабря 1917 года.
** Скончался седьмого сентября 1860 года.
______________________
- Ах! - продолжал он со вздохом, -
какая это прекрасная должна быть страна! Только как угодить-то туда нам,
грешным? Задумаешься так-то иной раз и заскорбишь, чувствуя свою
недостаточность: жил, жил монах всю жизнь, а что нажил? С чем предстанешь пред
Судией - Искупителем? Одни грехи и никакого исправления!..И вспоминается мне,
мой батюшка, как я однажды пришел с такими мыслями к покойному старцу Амвросию,
расстроенный и огорченный ими до крайности...
- Ну, - спрашивает меня старец:
сказывай, отец Нафанаил, как живешь, как храмину свою духовную воздвигаешь?
- Что, - говорю, - батюшка, одно
горе! Кирпич один заложишь, а два вытащишь; камень вмажешь, а три вывалятся:
какая это постройка - мусор один! впору только плакать!
- А ты не скорби, - говорит батюшка,
- не отчаивайся! Послушай-ка, что я тебе расскажу! - Жила-была одна барыня -
помещица, и очень она чистоту на своем дворе любила. Как встанет утром, так
прямо к окошку: на двор и смотрит, все ли на дворе у нее чисто. Дворня привычку
эту ее уже знала, и уж, конечно, потрафляла... И вот, братец ты мой, случись
раз такая беда: заболела барыня и что-то долго проболела, а холопы-то ее за это
время возьми да и запусти чистоту дворовую: и посреди двора воздвиглась немалая
мусорная куча... Как встала с одра болезни барыня, так сейчас к окошку...
- Это, - кричит, - что? Прибрать
сейчас, убрать, чтобы глаза, - говорит, - мои не видали этого безобразия!
Сейчас все свезти под гору в яму!
Стали барынино приказание выполнять,
а старик-приказчик, человек опытный, и говорит рабочим:
- Вы кучу-то мусорную поаккуратней
убирайте: что тоже, отбирайте к сторонке, а что негоже, то только и везите под
гору...
- И что ж ты, отец Нафанаил,
думаешь? - сказал мне батюшка Амвросий, - как взялись за кучу-то, так мало чего
и под гору пришлось свезти: то тоже, это тоже, а мусору-то почти что ни чего и
не оказалось... Видишь, братец ты мой, - добавил батюшка, - и тебе о твоем
мусоре нечего отчаиваться: посмотреть на тебя - мусор мусором; а начнешь тебя
разбирать, глядь, гожее-то что-нибудь и отберется... - Так-то, С. А., умели
старцы наши утешать и ободрять отчаивающегося человека!
Этот отец Нафанаил - один из столпов
оптинского благочестия, живая хроника оптинская за сорок с лишним лет ее жизни,
- от конца шестидесятых годов до дней текущих, но погружаться в воспоминания
при посторонних не очень любит. И то мне в честь, что он обронил для меня одну
из жемчужин с неписанных страниц своей сердечной летописи.
Погребение оптинскон жилички. -
Смерть Николая-золотаря. Надежды, сю вызванные
Бренные останки схимонахини Татианы
сегодня предали земле. "Земля еси, и в землю отыдеши"! И мы все
пойдем туда же...
Страшно усталый вернулся я домой с
погребения: часы, литургия Преждеосвященных Даров, отпевание... Служба началась
в восемь с половиной часов утра, а окончилась в час пополудни.
Дверь на парадном крыльце открыл мне
наш мальчик, служащий на побегушках.
- А завтра, - объявил он мне
радостно, - у нас опять похороны!
- Кого хоронят?
- А нашего золотаря, Николая.
Николай-золотарь, крестьянин соседней с Оптиной деревни Стениной, оптинский
ассенизатор. Все время он был на ногах и работал, и только вчера вечером, хотя
уже и больной, но без посторонней помощи, пришел из своей деревни и попросился
лечь в оптинскую больницу.
Сегодня в пять часов утра его уже не
стало. Хоронить его будут рядом с нашей усадьбой, на кладбище "Всех
Святых". Тяжела была его работа, но за то и удостоена великой награды:
кости трудника лягут рядом с мощами многочисленных оптинских праведников,
почивающих на этом кладбище в ожидании последней трубы архангельской.
За великое счастье, за честь
безмерную считаем и мы, оптинские гости, такое для нас благодатное соседство.
Придет время, пробьет смертный час, и, если изволит Господь, пойдешь стучаться
во врата небесного чертога, уготованного оптинской праведности...
- Кто там? спросит небесный
привратник.
- Ваш, - ответит душа моя, - около
вас на земле жил я, питаясь от крох, падавших со стола господий моих.
Неужели ж не признают меня тогда за
своего оптинские небожители?..
С. А. Нилус
