Сегодня день
памяти одного из последних Оптинских старцев – Схимонаха Иоасафа (Моисеева) (†25
марта /7 апреля 1976)
Схимонах Иоасаф
(Петр Борисович Моисеев) родился в 1887 году в Калужской губернии, в 30 км от
Оптиной. Однажды он вместе с 14 своими братьями сильно провинился перед
матерью. Наказанный Петя долго плакал, а потом решил: «Уйду в Оптину». И ушел.
Видя серьезные намерения 13-летнего мальчика, отец настоятель принял его в
обитель, лишь потребовав согласия отца. Отец согласился и сам привел его
вторично в монастырь, подумав: «Хорошо хоть один монахом станет!». Петр пел на
клиросе, чему научился еще в миру.
На службу
приходилось вставать рано, в три часа ночи. Тишина, все спят, а они молятся...
Однажды монахи решили подшутить над новичком. Довелось ему канонаршить.
– Изведи из
темницы душу мою... Мене ждут праведницы... – возгласил Петя.
А монахи ему отвечают:
– Грешницы тебя
ждут.
Петя не выдержал
и засмеялся. За это его наказали поклонами и лишением обеда. И вот все на
трапезную пошли, а он в храме остался поклоны класть. И обидно, и есть хочется,
и стыдно в то же время за свой поступок.
В 1925 году в
Московском Свято-Даниловом монастыре он принял монашеский постриг с именем
Иосиф. В это время скончался святитель Тихон Московский, и отец Иосиф получил
послушание стоять в Донском монастыре с патриаршим крестом у гроба почившего.
В 1923–1924 годах
Оптину закрыли и изгнали монахов. Уходя из монастыря, отец Иосиф спас схиму
преподобного Амвросия, которая, переходя потом из рук в руки и бережно
сохраняемая, вернулась в обитель в 1988 году.
Как и многие
насельники Оптиной, отец Иосиф понес исповеднический подвиг. Он был арестован и
22 года провел в заключении. Во время частых перегонов у заключенных обычно отбирали
нательные кресты, и те старались их спрятать. Однажды, накануне очередного
обыска, отец Иосиф подумал: «Как же мне крестик-то спасти?». И вдруг услышал
голос: «Не ты Меня спасаешь, а Я тебя. И еще спасу».
В жизнеописании
старца неоднократно упоминается о благодатных видениях и знамениях, которые он
сподобился видеть.
В 1954 году
старец освободился и жил в затворе в городе Грязи Липецкой области.
В конце 1950-х
годов он был пострижен в великую схиму с именем Иоасаф. Батюшка предвидел, что
немного не доживет до открытия Оптиной, которую вернули Церкви через 11 лет
после его праведной кончины. Также батюшка общался и навещал отца Севастиана в
Караганде, тоже бывшего прежде в Оптиной, а ныне уже прославленного в лике
святых.
Дух имел батюшка
бесстрашный. Ничего не боялся, хотя ему даже бесы являлись. Не боялся он и
представителей власти, не раз приходивших к нему.
Про день смерти
батюшке было открыто. Он к смерти легко относился, ждал ее, как хорошего гостя.
Отходил он ко Господу в ясном уме, веселый, 
сияющий, с улыбкой.
При выносе гроба
неизвестно откуда налетели пчелки, но они никого не кусали. Три пчелки, пока к
могиле шли, так над головой почившего батюшки все и кружились, не отлетали
никуда. Чудно было смотреть. А когда стали гроб опускать в могилку, опять
множество пчелок появилось. Могилку батюшки сразу стали почитать, и даже
исцеления на ней совершались.
Батюшка при жизни
предупреждал свою келейницу м. Марию, чтоб много не рассказывала о нем после
его смерти. Как при жизни его почти не знал никто, так и по смерти он хотел
оставаться в безвестности. Смиренный очень был батюшка.
17/30 ноября 2005
года останки схимонаха Иоасафа были перенесены из Липецкой области в Оптину
пустынь и захоронены на братском кладбище.
* * *
Из воспоминаний схимонахини Николаи (в миру Марии Яковлевны
Яковлевой) келейницы старца Иоасафа:
- Расскажу, как он меня учил молитве Иисусовой. Он говорит: "Вот слушай:
когда человек без молитвы, от него отходит ангел, и он не знает, куда идти. Ты
же инокиня, почаще думай о том дне, в который принимала святое пострижение, и
помни всегда, в каком состоянии душа в тот момент находилась. Вот я отсидел 20
лет, было тяжело в заключении, но я всегда взывал ко Господу. Надо Господу
молиться, носить имя Его в сердце, в уме, в устах, с Господом, с Иисусовой
молитвой, спать, жить, ходить, есть, пить. Если нет такого призвания, стекаются
плохие мысли, а все плохое отгоняется Иисусовой молитвой".
Батюшка большой молитвенник был. Весь день почти в молитве проводил. Вставал на
правило ночью, в три часа. Я на работу утром пойду, а он все продолжает. К
обеду возвращаюсь в двенадцать часов, чтоб самой поесть, да его покормить, а он
все молится. Вот он пообедает, пойдет, дрова поколет... Чтоб он отдыхал, так я
как-то этого не видала. В четыре часа дня опять за правило брался и часов до
восьми молился. Перед вечерним 
правилом всегда чай пил, но после молитвы уже не
вкушал больше. Потом, после вечерней молитвы, сядет книжки свои читать, а когда
спать ложился, я того и не знала. Спать пойду к маме, а он все читает еще...
В конце 50-х годов по благословению митрополита Воронежского и Липецкого Иосифа
батюшку постригли в великую схиму с именем Иоасаф, в честь святителя Иоасафа
Белгородского. Схиигумен Митрофан его постригал...
Батюшка много предсказывал. Часто он вздыхал: "Ах, немного я не доживаю,
ведь Оптину-то откроют"... Помню, когда брат уезжал на жительство в
Выборг, то велел нам известить его о кончине старца... А батюшка ему ответил:
"Да нет, я тебя буду провожать, а не ты меня"... Так и вышло: брат
тридцати лет помер от болезни...
Он на фотографию дорогого батюшки Иоанна Кронштадтского сделал венок из фольги
и повесил в келии. А я говорю: "Да ведь он еще не прославлен". А он
говорит: "А у меня келейно прославлен"... Но прозорливость свою
скрывал. Нас, к примеру, навещали архиепископ Евсевий, схиархимандрит Серафим,
иеросхимонах Нектарий, схиигумен Митрофан. Когда его о чем-нибудь спрашивали,
то он возьмет тетрадочку, да и начинает им по тетрадочке говорить. Я спрашиваю:
"Батюшка, а почему ты не скажешь им от себя? Скажи им своими словами, ты
же ведь знаешь, что сказать" А он говорит: "Нельзя, Маша, если я себя
раскрою, то меня здесь не будет. А меня Матерь Божия благословила в этом месте жить"...
