Я промолчал, но сам затаил в сердце дерзкую мысль. «Так и сделаю», – решил я и лег спать, ничего не сказав отцу Иринею.
Уснуть я не мог на жесткой постели монаха. Отец Ириней долго молился и, наконец, задремал на полу, в уголке.
Убедившись, что он спит, я тихо встал, кое-как оделся и поспешно вышел из кельи. На востоке белела предрассветная полоска, звезды начинали гаснуть. Ветерок освежал мне лицо. Я пошел прямо к храму. Он был открыт. При слабом мерцании лампад едва можно было различить образа и очертания храма. Двое монахов суетились около правого придела и не обратили внимания на меня. Скоро должна была начаться служба. На минуту мне стало страшно.
Уснуть я не мог на жесткой постели монаха. Отец Ириней долго молился и, наконец, задремал на полу, в уголке.
Убедившись, что он спит, я тихо встал, кое-как оделся и поспешно вышел из кельи. На востоке белела предрассветная полоска, звезды начинали гаснуть. Ветерок освежал мне лицо. Я пошел прямо к храму. Он был открыт. При слабом мерцании лампад едва можно было различить образа и очертания храма. Двое монахов суетились около правого придела и не обратили внимания на меня. Скоро должна была начаться служба. На минуту мне стало страшно.