Горе тебе в страшный день суда Божьего!

Когда преподобный Вадим, архимандрит Персидский, за веру Христову содержался в темнице и, будучи томим голодом и терзаем пытками, не хотел оказать даже наружного богопочитания солнцу, в то самое время некто Нирсан, князь Арийский, уличённый в христианстве, отдан был под стражу. Но он не имел великодушия и долготерпения Вадимова. Устрашившись угрожающих мук, он повергся, наконец, в такую робость, что не устыдился сказать: «Почто терять мне блаженство известное в надежде некогда получить блаженство неизвестное?» И в тот же час послал одного из стражей к царю Саворию с просьбой, чтобы он возвратил ему своё благоволение, а он, со своей стороны, вернётся к вере отцов своих. Царь обрадовался и велел, чтобы Нирсана к нему представили. «Я готов доказать тебе мою царскую милость всем, чем пожелаешь,– сказал Саворий,– но и ты, Нирсан, докажи мне послушание верноподданного». Он шепнул что-то на ухо одному из царедворцев, и вскоре предстал преподобный Вадим в тяжких оковах на руках и ногах. «Если Нирсан умертвит своей рукой Вадима,– сказал Саворий к предстоящим вельможам,– то оставлю ему жизнь, возвращу сан, богатства и любовь мою». Злочестивец, не ответствуя ни слова, берёт у одного оруженосца саблю и взмахивает...
   Вдруг раб Божий воззрел на него. Злодея объял трепет; рука его как бы окаменела. «Злобожный человек!– сказал ему праведник.– До того ли дошло твоё неистовство, что не только дерзнул ты отречься от Христа, но ещё убиваешь рабов Его? Горе тебе в страшный день суда Божьего! Я охотно умираю за веру Христову; но не хотел бы быть умерщвлённым от твоей руки». Богоотступник, не чувствуя укоризны праведника и не имея сил исполнить волю тирана, стоял в трепете, устремив дикий взор на Вадима. Наконец, он собрался духом, с напряжением поднял руку свою и спустил удар на выю святого, но вскользь. Он несколько раз повторял удары свои и, нанеся бесчисленные раны, едва мог умертвить мученика. Так дрожали руки убийцы! Предстоявшие вельможи удивлялись долготерпению мученика, который под многократными ударами стоял неподвижно, как гора каменная, и ругались над убийцей, гнушаясь, что тот так боязлив и малодушен.
   Бедственна была жизнь богоотступника! Ибо неверные подозревали его, не обратится ли опять к Христианству, и при всяком случае укоряли, что он, раз изменив вере отцов своих, не может быть добрым гражданином. А христиане, встречаясь с ним, бежали от него или падали ниц, чтобы не осквернить очей своих воззрением на столь лютого нечестивца... Наконец, терзаемый отчаянием, святоубийца сделался самоубийцей.
Отечник