Слово на Преображение Господне

   Но как душа наша вчера и ныне воспринимала в себя это духовное питие? Так ли, как алчущий или жаждущий, который, найдя приятную, сладостную пищу, вкушает и как бы не насыщается? Или как говорится в одной из песней праздника: «Привлекл еси любовию мя, Спасе, и пременил еси Божественным Твоим желанием; но попали огнем невещественным грехи моя, и насытитися Твоея пищи сподоби, да обое играя величаю, Блаже, величия Твоя»? Можем ли и мы о своих молитвах и слушании песнопений праздника здесь в храме сказать то же, что сказал апостол Петр на горе Фаворе: «Добро есть нам зде быти» (Мф.17:4)? Без сомнения, только немногие могут сказать о себе что-либо подобное. Состояние же духа большинства не подобно ли состоянию апостолов до того времени, как осиял их на Фаворе свет Божества Христова? Апостолы «лучшие» были «отягчены сном» во время молитвы Господа, в то время, когда началось чудное изменение вида преобразившегося Господа; так и из нас многие, вспоминая это чудесное событие здесь в церкви, не были ли отягчены духовным сном и леностью? Апостолы, отягченные сном, потом совершенно отогнали его, а некоторые из нас успели ли сделать это хотя бы до самого окончания службы? Поэтому-то святая Церковь старается возбудить нас от подобного сна: «Востаните, ленивии, иже всегда низу поникшии в землю, души моея помыслы, возмитеся и возвыситеся на высоту Божественнаго восхождения. Притецем к Петру и к Зеведеевым и вкупе с оними Фаворскую гору достигнем, да видим с ними славу Бога нашего».

   Отчего же объял многих из нас духовный сон и леность? Оттого, прежде всего, что многие совсем не разумеют или очень мало разумеют значение преображения Господня, как и апостолы не сразу уразумели это значение: им Господь даже запретил говорить о Своем Божественном преображении, «дондеже Сын Человеческий из мертвых воскреснет» (Мф. 17:9). Зачем преобразился Господь? Для того, чтобы «показать ученикам Своим славу Свою». Но почему Он показал ее именно пред страданиями? Для того, чтобы научить апостолов и всех нас, что путь к небесной Божественной славе лежит чрез страдания, для того, чтобы ученики Христовы, если уже предстоит пострадать вскоре Христу, «уразумели бы, что Его страдание вольное»243 для спасения мира. Между тем этого-то и не могли долго уразуметь апостолы. Божество Христово они уже исповедовали ясно: еще незадолго до преображения Господь ублажил Петра за исповедание Божества Своего Учителя: «Ты еси Христос, Сын Бога живаго» (Мф. 16:16), но когда Господь после этого исповедания начал говорить о предстоящих Ему страданиях, тот же Петр начал прекословить: «Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» (Мф. 16:22), и Господь увидел в этом прекословии искушение сатаны: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф. 16:23). И долго еще ученики Христовы не могли уразуметь необходимости и значения страданий своего Божественного Учителя: когда шел Господь после преображения в Иерусалим на страдания, ученики Его «ужасались и, следуя за Ним, были в страхе» (Мк. 10:32) они боялись предстоящих страданий. Вот почему явившиеся на Фаворе Господу Моисей и Илия говорили с Ним «об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме» (Лк. 9:31), то есть о предстоящих Ему страданиях, ведущих к небесной Божественной славе.

  

 Не столь же ли мало и мы, братие, постигли тайну страданий и значение их в нашей жизни? Постигли ли мы хотя сколько-нибудь, что последование Христу должно быть путем труда, подвига и страданий, или путем крестоносным? Если постигли, то отчего же мы так избегаем труда, во всем ищем удовольствия для себя, даже здесь в храме? Почему, как скоро не встречаем удовольствия в молитве, начинаем томиться от скуки, спешим уйти ранее времени, жалуясь на недостаток расположения к молитве или еще на что-либо иное, вместо того чтобы подвизаться и трудиться над собою, возбуждать себя к бодрствованию и молитве, отгонять от себя сон духовный и леность? А как относимся мы обыкновенно к страданиям? Как часто ропщем, проклинаем их, вместо того чтобы благословлять, если не во время самой скорби, то хотя бы после, когда сделалась несомненною ее польза для нас. Оттого-то и не преображается наша душа, оттого редко бывает светлым вид наш. У кого бывает он светлым? У тех, кто много боролся с собою, кто победил в себе себялюбие и прочие страсти, кто, познав силу искушений и собственные немощи, сделался способным «носить немощи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15:1), кто после этой борьбы и подвига вместил в сердце полную меру любви Христовой и весь сделался светлым от внутреннего света ее, исполненным радости духовной от блаженства ее. Напротив, у того, кто исполнен злобы, делается как бы почерневшим самое лице его, вид его всегда мрачен и лице отуманено злобою и всеми видами страстей.

   Не то же ли, что мы видим в жизни отдельных людей, замечаем мы и во всем обществе? Преобразилось ли оно духовно и просветилось ли лице земли Русской после того, как начались усиленные попытки обновить жизнь ее? Как надеялись многие, что после указа о Государственной Думе, изданного в день Преображения Господня в прошлом году, начнется это просветление и преображение (см., например, статью Меньшикова в «Новом Времени»). Однако не видим ли мы, напротив, что мрак злодеяний и страданий объял и все более обымает землю Русскую? Отчего это? Оттого, конечно, что не хотят знать о пути обновления или преображения, указанного Господом. Кто из общественных светских деятелей проповедует ныне, что путь к обновлению должен быть крестоносным последованием Христу, что без подвига внутренней борьбы со страстями, без обновления духовного никакого истинного обновления в общественной жизни быть не может? Не проповедовали ли, напротив, усиленно многие радетели народного блага, что жизнь есть, прежде всего, не подвиг страданий, созидающий истинное счастье общества, а время наслаждений, что вся забота общественных деятелей должна быть направлена лишь к возможному сокращению труда до 8-и, 4-х и менее часов в сутки, к обеспечению для всех одинаковых прав на наслаждение жизнью? Вот и видим мы, что не любовь, Христом заповедованная, и не правда, о которой, однако, ныне так часто говорят, возрастают в обществе, а пристрастие к благам и наслаждениям земным, из-за которых люди с легким сердцем непрестанно грабят, убивают друг друга и совершают всевозможные злодеяния.

   Нет, не насильственное равномерное распределение благ и наслаждений земных способно произвести чудо духовного обновления и преображения общества, а только любовь Христова, приобретаемая чрез борьбу со страстями, терпение и готовность нести крест Христов, к чему народ русский доселе стремился в весьма значительной, быть может, большей своей части и над чем всевозможные радетели народного блага теперь столь часто смеются, вот что может, по слову песней нынешнего праздника, «очерневшее древле естество (человеческое)... изменив просветить... обновить... и богосделать» (т. е. сделать подобным преобразившемуся на Фаворе Богочеловеческому естеству Христову).

   Итак, напечатлеем ныне в своих мыслях и сердцах истинный путь духовного преображения нашей жизни, указанный преобразившимся Господом. Пусть не можем мы сразу последовать указанным Им путем. Но смотрите, как милостив Господь: с обличением ли и гневом встречает Он лучших учеников Своих, отягченных сном во время величайшего события земной Его жизни? Нет, Он возбуждает их облиставшим светом Божества Своего. Будем молить Его, чтобы милостив был Он и к нашим немощам, чтобы и нашу духовную леность отгонял «воссиянием света Своего присносущного» в душах наших, пока сделаемся способными последовать Ему в подвигах духовных и в терпении посылаемых нам страданий. Святые апостолы не сразу преобразились духовно, но носили сначала долго «тело смирения» (Флп. 3:21), «мертвость Господа Иисуса» в своем теле (2 Кор. 4:10), были «умерщвляемы ради Него всякий день» (Рим. 8:36; Пс. 43:23), то есть несли страдания ради Христа непрестанно, и уже чрез это только тело смирения их, то есть уничиженное страданиями, «преображалось в тот же образ Христов от славы в славу» (2 Кор. 3:18). Так и наша душа пусть привлекается не одними радостями земными, или, по слову церковной песни, «уныния раждающыя печали на земли»246 (т. е. попечениями земными), но гораздо более «радостью Духа Святого» (1 Фес. 1:6; Рим. 14:17), которая вселяется в душу, «последовавшую ко еже от земли преложению Божественнаго жития» (к вышеземному Божественному житию), то есть очищаемую постепенно от страстей земных молитвою, воздержанием и прочими подвигами духовными, равно как терпеливым несением страданий жизни, какие посылает каждому на долю Господь. Аминь.