12 августа исполняется 87 лет с блаженной кончины великого Старца-утешителя, как Его называли, преподобного Анатолия (Потапова). На долю этого святого человека выпали тяжелые испытания, которые Он перенес с великой любовью и радостию, с благодарением за все Господа нашего Иисуса Христа.
Преподобному Анатолию суждено было стать свидетелем исполнения многих пророчеств Оптинских Старцев о новых гонениях на христиан в Святой Руси и пережить многие бедствия революционной смуты и безбожия.
В эти годы в Оптиной Пустыни происходили поразительные знамения для вразумления народа: «У нас совершается много знамений: купола обновляются, со св. Креста кровь потекла, богохульники столбняком наказываются и умирают. К несчастью, народ в массе не вразумляется, и Господь посылает казни Свои. Опять засушливая осень повела к поеданию червями засеянного хлеба. Тех же, кто непоколебимо верует в Господа и надеется на Него, Господь осыпает милостями Своими и щедротами». (Из письма о. Иосифа (Полевого)).
Последствия новой смуты не замедлили сказаться на жизни монастыря. 10/23 января 1918 г . декретом СНК Оптина Пустынь была официально закрыта.
В 1919 г . первый раз был арестован настоятель Оптиной о. Исаакий.
В письмах этого времени Старец Анатолий кратко упоминает о реалиях нового времени: «У нас действует комиссия...»..
Чтобы как-то сохранить монастырь, Оптинская братия создала сельскохозяйственную артель во главе с последним настоятелем Оптиной архимандритом Исаакием. Это было сделано по благословению Старцев. Старец Анатолий в письме к С. Н. Шатровой ( 1919 г .) обсуждал эту тему: «Вы правы, говоря, что следовало бы оформить фактически существующее братство при Оптиной Пустыни. Современная <...> власть стремится к прекращению притока богомольцев и уже дошла в этом направлении до отнятия у нас гостиниц, кроме одной, находящейся уже под угрозой, и доведения искусственного голода до сокращающих жизнь размеров, взяв на <...> работы в Калугу до 100 монахов, принудив половину оставшихся к службе «в племенном рассаднике», захватившем обительские огороды и скотный двор, а также конный в свою пользу, водворив в обители богадельни, приюты, Красную Армию ...»
Монахов призывали в армию: «Отец Нестор призван на военную службу, забрали их всех, до 80 братий в Калугу <...>, 20 вернули, а остальных оставили», – писал Старец.
Старцев и пожилых монахов, «старичков», власть хотела устроить в богадельню – подальше от народа.
Старец Анатолий был готов к исповедничеству: «Мы до конца потерпим с помощию Божиею...»
Первые годы после революции Старец Анатолий продолжал жить в том же доме неподалеку от Владимирской церкви (в котором после закрытия монастыря расположился музей). У него в распоряжении было три комнаты (спальня, довольно большая приемная, маленькая комнатка для келейника) и так называемая «ожидальня». В зимнее время в доме из-за нехватки дров почти не топили. Щепки для топки приходилось разыскивать под снегом. «Распропагандированная» молодежь била стекла в доме Старца, одну зиму дом простоял с несколькими выбитыми окнами. В морозные ночи вода, если ее забывали вылить, застывала в кружках на столе. Келейное правило читали при свете единственного светильника. Келейники и гости спали, не раздеваясь. На голову, кроме шапки и платков, надевали башлыки.
Но вскоре Старца Анатолия перевели из монастыря в скит – в тот корпус, в котором он жительствовал первоначально до 1908 г . Это было третье и последнее переселение Старца. «Время страшное и трудное, и тяжелое, и холодное для всех», – писал Старец духовным чадам.
С каждым днем приходили все более тревожные вести, страшные слухи. Старец при этом сохранял удивительное спокойствие, ободряя тем самым и монашескую братию. Монах Нестор (Сучков) писал в письме об атмосфере в монастыре после революции: «У нас, говорят, будут монахов вешать».
Старец видел во всех страшных событиях революционной смуты праведное Божие наказание за грехи и, как библейский пророк, обличал нераскаянность народа: «Видите, как жестоко Господь наказывает. Но ведь вразумления и покаяния в народе не видать. Конечно, возможно, что и последние времена, в Святом Евангелии ясно сказано, что когда Господь придет, обрящет ли веру на земли. Будем благодушно терпеть. Не унывать и усерднее молиться. Советую почаще приобщаться Святых Тайн».
Пребывание Старца в Оптиной Пустыни, постоянный прием посетителей, огненные пророчества и наставления – все это было подвигом исповедничества, стоянием в Истине Христовой до конца, до муки смертной.
Когда духовные чада предложили Старцу Анатолию на время оставить Оптину Пустынь, он ответил решительным отказом: «Что же в такое время я оставляю святую обитель? Меня всякий сочтет за труса, скажет: когда жилось хорошо, то говорил: терпите, Бог не оставит, – когда пришло испытание, первый удрал. Я, хотя больной и слабый, но решил так, и с Божией помощию буду терпеть. Если и погонют, то тогда оставлю св. обитель, когда никого не будет. Последний выйду, и помолюсь, и останкам св. Старцев поклонюсь, тогда и пойду».
Монастырь был объявлен «рассадником контрреволюционной пропаганды». В келлии Старца Анатолия произвели обыск, все перевернули и, ничего не найдя, забрали немногие личные вещи, зачем-то даже белье. Старец переносил все с удивительным смирением и истинно монашеским долготерпением, являя верность обету нестяжательности.
Обыском дело не закончилось. Вскоре последовал арест. Вместе со Старцем Анатолием были арестованы владыка Михей, а также несколько Оптинских иноков. Провожая Батюшку, его келейник о. Евстигней плакал. Старец утешал его: «Я через недельку вернусь». Сопровождал Батюшку в Калугу о. Пантелеимон.
На станции Козельск Старца Анатолия позвали погреться в теплую комнату. Посетители, не обращая внимания на Старца, громко завели граммофон. Старец вспоминал об этом с кротостью и незлобием: «Как хорошо утешались! Все служащие такие хорошие молодые люди, такие энергичные, все так хорошо умеют делать, распорядиться».
До железнодорожной станции в Стенино Старца вместе с владыкой Михеем вели пешком по льду и снегу. Отец Евстигней просил нанять лошадку, а Старец не благословил: «Зачем лошадь? Так дойдем, мне очень хорошо».
В Стенино в ожидании поезда зашли в дом к почитателю Батюшки рабу Божию Тимофею. Увидев Старца непривычно грустным, он спросил: «Что это вы, Батюшка, печальный такой?» Старец ответил: «Да уж это последнее». Старцу стали выражать сочувствие, что его везут в Калугу; Старец весело отвечал: «Что это вы, что! Да люди добиваются ехать в Калугу, да не могут, а меня безплатно везут, а мне еще как раз нужно к владыке, просить благословения на схиму, вот я и воспользуюсь случаем».
Дальше поездом поехали в Калугу. В дороге Батюшка сильно занемог, началась рвота, стала кровоточить грыжа. В Калуге Старца вели по городу от вокзала до милиции пешком с кровоточащей грыжей. Решили, что это тиф, и Старца Анатолия поместили в тифозную больницу. Тут же остригли волосы на голове и обрили бороду. В больнице кровать Старца стояла у самой двери, на сквозном ветру. Белье было в крови. Больные в палате сильно шумели. Но когда они увидели в палате монаха, который тихо лежит и что-то чуть слышно шепчет, притихли, спросили, что он говорит, а когда узнали, что молится, попросили его почитать молитвы вслух. Больничный сторож не мог нарадоваться неожиданному приезду в Калугу великого Оптинского Старца, о котором он прежде много слышал: «Сколько лет собирался в Оптину, все не мог собраться», – говорил он.
Когда выяснилось, что Старца по ошибке приняли за тифозного, доктор извинялся за распоряжение остричь волосы. Арест оказался необоснованным. Красноармеец, производивший арест, покаялся перед Батюшкой.
Как и предсказал Старец, ровно через неделю он вернулся в Оптину Пустынь. Когда его увидели остриженным, многие не узнали Батюшку, а потом очень опечалились. Старец Анатолий, веселый, вошел в келлию и сказал, перекрестившись: «Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже!» – и, осмотрев всех, добавил: «Посмотрите, каков я молодчик!» Сели пить чай с келейниками и шамординскими сестрами.
Свою «арестантскую» поездку в Калугу в сопровождении чекистского конвоя, поругание и тяжкие страдания Старец описывает с детским беззлобием и райским благодушием как духовное паломничество. Старец никого не осудил. В тяжких испытаниях Старец явил правду Божию, исполнил заповедь Господню о любви к врагам: благословлял глумившихся, прощал ненавидевших, молился за обижающих и гонящих (см.: Мф. 5, 44).
Тяжелые переживания последних лет сильно расстроили и без того слабое здоровье Старца Анатолия. Летом 1921 г ., за год до кончины, он пережил сильное обострение болезни – грыжи.
Утром и вечером неопустительно совершали совместное молитвенное правило, старец Анатолий лежал в постели, правило читал келейник о. Вакх. Даже во время тяжких страданий Старец не переставал заботиться о следивших за ним врачах и келейниках, спрашивал, есть ли у них что поесть, и из каждого кушанья пробовал и благословлял. Несмотря на всю заботу помощников, болезнь обострялась. Старец все более слабел, ничего не ел, стал совсем бледным, часто впадал в забытье. Положение Старца было столь тяжелое, что настоятель архимандрит Исаакий благословил его принять схиму.
Во время пострига Старец был так слаб, что не в состоянии был сам держать свечу, схимнические обеты произносил едва уловимым голосом. Казалось, надежды на выздоровление нет. Но прошло несколько тяжелых дней после принятия схимы, и, по милости Божией, Старцу сделалось лучше, он начал немного есть, стал подниматься с постели. Теперь на Старце была схимническая скуфейка с белым крестом, в которой он запечатлен на последней фотографии.
Едва окрепнув, Старец вновь открыл двери своей келлии для приходившего народа.
За две недели до кончины Старец Анатолий после Божественной Литургии зашел на могилку своего великого аввы Старца Амвросия, стал на место, где впоследствии был погребен, и несколько раз повторил: «А тут ведь вполне можно положить одного. Как раз место для одной могилки. Да, да, как раз».
3 июля 1922 г ., в день Ангела, Старцу Анатолию пели «многая лета». Он слушал, слушал и... прозорливо остановил пение: «Довольно “ многия лета ” ...»
15 июля болезнь еще более обострилась. Келейник о. Евстигней рассказывал: «Как только вошел в келлию, началась рвота, и до 29-го он был болен: день-два полежит, потом опять принимает и занимается. Температура была в эти дни неровная – то 39 ° с десятыми, то 35 ° с десятыми. 28-го занимался весь день, ходил, исповедал человек тридцать, провожал отъезжающих. А вечером появилась отрыжка. Я сходил за доктором. 29-го не поднялся – в постели подписал несколько писем и повестки. Доктор заходил в 9 часов утра и в 8 часов вечера. Делали два раза впрыскивание. Когда спросили доктора о здоровье Батюшки, он сказал, что ничего особенного нет, а его обыкновенная болезнь».
Вечером 29 июля 1922 г . в монастырь приехала «чрезвычайка». Комиссары допрашивали Старца, хотели тут же увезти. Старец Анатолий, как всегда, сохранял мирное расположение духа и только попросил отсрочить арест на день, чтобы ему можно было приготовиться «в путь». Чекисты согласились, пригрозив при этом о. Варнаве, чтобы назавтра Старец был обязательно готов к отъезду.
Последнюю ночь Старец Анатолий провел один у себя в келлии без сна. Келейники боялись безпокоить Батюшку. К утру Старец сильно изнемог. Когда о. Евстигней рано утром вошел в келлию Старца, нашел его стоящим на коленях на полу у кровати: «Что с вами, Батюшка?» Старец сказал, что ему нехорошо, но не позволил позвать доктора, ибо не хотел никого безпокоить. Келейник помог Старцу лечь на кровать и спросил благословения позвать казначея о. Пантелеимона – он был опытным фельдшером. Старец несколько минут не отвечал. Потом сказал: «Сходи». Это было его последнее слово. Когда келейник о. Евстигней вернулся, Старец неподвижно сидел в кресле со склоненной набок головой: батюшка Анатолий в молитве предал свою душу Богу. Вскоре пришел о. Пантелеимон, которому некогда Старец Амвросий предсказал монашество в Оптиной Пустыни.
Преподобный Анатолий скончался 30 июля 1922 г . В 5 часов 40 минут утра.
Наутро приехала комиссия. Выйдя из машины спросили: «Старец готов?» «Да, готов», – ответил о. Варнава и открыл перед посетителями дверь: посреди келлии стоял гроб с телом «приготовившегося» Старца. Так Господь чудно призвал к Себе Своего верного раба, сподобив Своего угодника молитвенного приуготовления в последнюю ночь «в путь всее земли», не попустив надругаться над Своим избранным сосудом.
Преподобного отца Анатолия называли «вторым Серафимом» и он, подобно Серафиму Саровскому, предвидя тяжелые времена, которые выпадут на долю его духовных чад, оставил им завещание-наставление:
« Чадо мое, знай, что в последние дни, как говорит Апостол, наступят времена тяжкие. И вот, вследствие оскудения благочестия, появятся в Церкви ереси и расколы, и не будет тогда, как предсказывали Святые Отцы, на престолах святительских и в монастырях людей опытных, искусных в духовной жизни. От этого ереси будут распространяться всюду и прельстят многих. Враг рода человеческого будет действовать с хитростью, чтобы, если возможно, склонить к ереси и избранных. Он не станет грубо отвергать догматы Святой Троицы, о Божестве Иисуса Христа, о Богородице, а незаметно станет искажать предание Святых Отцов от Духа Святого – учение Церкви самой. Ухищрение врага и его уставы заметят только немногие, наиболее искусные в духовной жизни. Еретики возьмут власть над Церковью, всюду будут ставить своих слуг, и благочестие будет в пренебрежении. Но Господь не оставит своих рабов без защиты и в неведении. Он сказал: «По плодам их узнавайте их» (Ср.: Мф. 7, 16). Вот и ты по плодам их – по действию еретиков – старайся отличать их от истинных пастырей. Это духовные тати, расхищающие духовное стадо, и войдут они во дворы овчии и прелазят инуде (Ср.: Ин. 10, 1), как сказал Господь, т.е. войдут путем незаконным, истребляя насилием Божии уставы. Господь именует их разбойниками…
Большое притеснение от еретиков будет монахам, и жизнь монашеская тогда будет в поношении. Оскудеют обители, сократятся иноки; которые останутся, будут терпеть насилие. Сии ненавистники монашеской жизни, имеющие только вид благочестия, будут стараться склонить иноков на свою сторону, обещая им покровительство и житейское благо, непокорным же угрожая изгнанием. От сих угроз будет на малодушных тогда большое унижение. Если доживешь до этого времени, сын мой, то ты радуйся, ибо тогда верующим, не пожавшим других добродетелей, будут уготованы венцы за одно только стояние в вере, по слову Господа: «Всякого, кто исповедует Меня пред людьми, исповедую и Я пред Отцом Моим Небесным» (Ср.: Мф. 10, 32)
Итак, сын мой, укрепляйся благодатию Иисуса Христа. С радостью спеши к подвигам исповедничества и переноси страдания, как воин добрый Иисуса Христа, рекшего: Будь верен до смерти и дам тебе венец жизни (Апок. 2, 10). Ему со Отцом и Святым Духом слава и держава во веки веков. Аминь».
