Корми жену и детей
Один казенный крестьянин Крапивенского уезда Тульской губернии, по имени Петр, имевший жену и детей, при жизни старца Макария коротко знавший его, с давнего времени имел стремление к подвижнической жизни. Раз как-то он сильно увлекался помыслами оставить жену и детей, дабы ради спасения душевного проводить жизнь отшельническую. Но вот он увидел во сне покойного старца, который будто явился ему среди Оптинского скита, одетый в рясу; а на голове у него была простая монашеская шапка. Подошедши к Петру, старец крепко взял его за руку своими обеими руками и, держа так, сказал: «Петр! Оставь свое намерение. Корми жену и детей. Это тебе будет полезнее. Да смотри свою гордость!» (то есть чтобы не упускал из виду мнения о себе, что будто он жил благочестивее других). После этого сна день и ночь смущавшие Петра помыслы рассеялись как дым, и он уже спокойно проводил семейную жизнь.
Макарий идет!
«Был и еще замечательный случай. Один из людей образованного круга имел несчастие подвергнуться припадкам беснования. Родные его обратились за помощью к искуснейшим докторам. Те долго лечили больного дома, наконец послали его за границу к водам, но облегчения не было. Признаки беснования были очевидны, ибо припадки болезни совпадали с днями нарочитых церковных праздников, а конвульсии усиливались от прикосновения священных предметов: Святого Креста, Евангелия, богоявленской воды. В заключение всего больной не в состоянии был добровольно приступать к таинствам покаяния и причащения Святых Таин. Несмотря на то, родные его боялись или не хотели назвать болезнь страдальца своим именем.
Видя беспомощное состояние больного, один из близких к нему людей из сострадания взял на себя труд свозить его в Оптину Пустынь с намерением попросить совета у старца Макария, которого он знал лично, что делать с непонятною болезнью приятеля. Успел ли он уговорить больного или привез его в монастырь, употребив для сего какую-либо хитрость, неизвестно. Только по приезде, остановившись в гостинице, он тотчас послал просить к себе в номер старца, не упоминая о приехавшем с ним приятеле и приятелю ничего не говоря о сем. Несмотря на это, больной в то же самое время начал обнаруживать сильное беспокойство – признак приближавшегося припадка, и говорил: "Макарий идет, Макарий идет!”
Старец, действительно, пришел, но едва вошел в занимаемые гостями покои, как больной бросился на него с бешенством, произнося разные неистовые слова, и, прежде чем успели удержать его, заушил старца. Зная, кто управлял в этом деле рукою несчастного, смиренный старец употребил против него сильнейшее оружие. По заповеди Христовой, он тотчас же подставил ему другую ланиту, произнося слова Господа: "Аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую” (Мф. 5: 39). Опаленный смирением старца, бес тотчас же оставил страдальца, который упал без чувств к ногам благодатного посетителя и пролежал долгое время в совершенном оцепенении; но потом, очнувшись, встал уже здоровым, не сохранив ни малейшего воспоминания о своем поступке, в котором он, попущением Божиим, был только лишь орудием».
Об исцелении сестры
«Моя родная сестра, Мария Павловна Полунина, страдала припадками беснования. Мать наша приехала с ней в монастырь, и мы с матерью повели ее в Оптину Пустынь. Еще перед тем в нашей церкви она сильно беспокоилась, а дорогой всё бранила меня, что у меня рука проклятая, на руке же у меня были надеты батюшкины четки. Когда мы пришли в Оптину, то сели дожидаться батюшку на дорожке около скита. Вдруг сестра закричала: "Вон идет седой!” – и забилась. Действительно, из скита вышел батюшка, подошел к нам и каким-то пояском опоясал больную. Она перегнулась назад, как бы переломилась, и как будто оцепенела. Потом, как оправилась, батюшка послал нас на могилку батюшки отца Леонида. Он всегда прикрывал чем-нибудь свои исцеления. Там мы помолились и взяли песочку с его могилки. Сестра успокоилась. На другой день была у обедни. Батюшка давал ей антидор, и она принимала спокойно. После того прежних припадков с нею уже никогда не было».
Урок виновному
«При погребении старца случилось одно неприятное обстоятельство, которое, впрочем, послужило уроком виновному и было причиной прославления самого старца. Козельский мещанин Дмитрий Никитич Чурилин, уже много лет живший по найму в Оптиной Пустыни в числе рабочих по каменной части, в самый день похорон работал в могиле, закладывая свод склепа над гробом покойника. Братия, отправив погребение, по обычаю, отправились в трапезу, а мирские посетители, и в особенности духовные дети почившего, преимущественно из монахинь, всё еще не отходили от могилы своего нежно любимого отца, и некоторые из них, как обыкновенно бывает при погребении, бросали в могилу горсточки земли. Одна из монахинь в слезах, не обратив внимания, вместе с землею захватила и камешек и, бросив в могилу, попала Чурилину в голову. Тот, не разбирая правых и виноватых, избранил стоявших около могилы непристойными словами.
Монахини, как дождь, хлынули от могилы, а Чурилин в ту же минуту почувствовал боль в руке, как будто ее обожгло. Боль эта с каждым часом стала у него усиливаться, так что он скоро принужден был оставить свою работу. Приключившуюся таким образом болезнь Чурилин попросту называл "волосатиком”. Она ни днем ни ночью ни на минуту не давала ему покоя. Палец на руке гнил, и кость в пальце, изнывая, разъедалась. По времени она стала как будто раздробленная молотом, и из раны начали вываливаться осколочки. Врачебные средства не помогали. Некоторые из братии советовали ему обратиться с испрошением прощения в своем проступке к покойному старцу отцу Макарию и помазать больное место елеем из лампады, горевшей на его могиле, в надежде на его молитвенную помощь.
Но Чурилин, по неразумию своему, ответил однажды так: "Я же лучше помажу маслом из лампады от чудотворной иконы Казанской, а то что мне поможет отец Макарий?” Может быть, он и исполнил свои слова, но за такой горделивый ответ и презорливое отношение к почитавшемуся всеми старцу болезнь его не только не уступала, но еще больше усиливалась. Он стал ходить уже с подвязанною рукою, и болезнь длилась уже недель восемь или десять. Ему опять братия стали советовать обратиться за помощью к почившему старцу.
И, веря или нет, но уже проученный жестоким уроком неверия, сходил он к могиле старца, несколько раз поклонился пред ней, испрашивая у старца прощения в грехе своем, и лишь только потер свой больной палец землею с могилы покойника, как в тот же час почувствовал большое облегчение своей нестерпимо острой боли, которая затем постепенно и совершенно утихла, а вскоре потом Чурилин и совсем выздоровел и опять по-прежнему в Оптиной Пустыни работал по найму, хотя с искривленным пальцем…»
Исцеление от ужасной болезни
Бывали случаи, когда старец Макарий оказывал помощь людям на расстоянии, явившись во сне, помогал уже после своей смерти, или помогала земля с его могилы.
Бывшая помещица, а затем послушница Дивеевского женского монастыря Нижегородской губернии Мария Васильевна Ананьевская вскоре по кончине старца отца Макария рассказывала о себе следующее:
«В первые дни после кончины батюшки отца Макария я, при великой грусти о лишении его, подверглась какой-то ужасной болезни, похожей на ту, которую в простонародье называют волосатиками. Боль была неослабная. Ни днем ни ночью не было мне от нее покоя; и я уже несколько суток провела без сна. Рекомендованные средства не помогали.
Бывши в это время в Оптиной Пустыни, иду я однажды из скита и думаю: дай схожу на могилку батюшки отца Макария и возьму с нее земельки для пальца – авось полегчает. Пришла, взяла сначала из горевшей над его могилой лампады маслица, обмазала им свой больной палец и затем, осыпав его землею с могилы, обвязала и ушла на гостиницу. Тут я и скоро заснула крепким сном, а поутру встала совершенно здоровая».
Немой начал говорить
Орловской губернии Малоархангельского уезда сельца Стрелки сын богатого крестьянина Ивана Афанасьева Дунаева, 24-летний юноша Иван, в продолжение шести годов был нем и несколько помешан умом. Некоторые близкие к Ивану Афанасьеву знакомые советовали ему съездить с больным сыном в Оптину Пустынь к старцу Макарию, бывшему еще в живых. После неоднократных таких предложений родитель наконец решился повезти сына своего в Оптину. В октябре 1860 года они прибыли в монастырь, но старца в живых не застали: по нему уже оканчивался сорокоуст. Поскорбев немало о своей неудаче, они в свое время пришли в храм Божий отслушать бдение, которое служилось ради памяти покойного старца Макария. И усердие их к почившему старцу вознаграждено было великою милостию Божиею: среди бдения немой сын начал говорить и получил прежнюю светлость мыслей. Об этом исцелении стало известно в Оптиной Пустыни в 1863 году.
