Беседас Ниной Александровной Малаховой, племянницей священномученика иерея Петра (Петрикова), расстрелянного в 1937 году на Бутовском полигоне.
— Я знаю лишь, что покаяние, именно покаяние, очищает человека. И этого нам в современной жизни подчас не хватает. Люди привыкли сейчас жить материальными ценностями и забывают о том, что существуют ценности духовные.
— Расскажите, пожалуйста, о вашем дяде, отце Петре (Петрикове).
— Мой дядя, священномученик иерей Петр (Петриков), об этом очень много думал и понимал это. Он пришел к служению Богу через особенное Божие посещение. В расцвете сил, молодости и красоты его постигла тяжелая нервная болезнь. И тогда он вдруг осознал, что не все так уж нормально и хорошо на белом свете, что его долг — служить Господу и всю свою жизнь посвятить Ему.
Расскажу о нем то главное, что хотела бы донести до читателя.
Я не видела его при жизни, потому что когда его расстреляли в Бутове — это произошло на Праздник Крестовоздвижения, 27 сентября 1937 года, — мне было всего два года. Но я знала от своих родителей, что он меня успел увидеть и даже подержать на руках! Я очень рада этому…
Родился будущий отец Петр 19 января 1903 года, на Богоявление. Вообще, его жизненный путь как бы обрамлен такими церковными праздниками, как Крещение Господне и Крестовоздвижение. Это действительно крестный путь, повторяющий путь Христа Спасителя.
Мой дядя, Петр Сергеевич Петриков, родом из Можайска, там же он и учился в течение семи лет в реальном училище. В 1912 году семья Петриковых поселилась в Тучкове, где его отец, Сергей Петрович, был помощником начальника станции «Тучково».
Семья все время скиталась по разным станциям этой железной дороги, с ней и будущий отец Петр также перемещался с одной станции на другую. Когда же в 1912 году, наконец, осели на станции «Тучково», он жил там с родителями, но впоследствии периодически уезжал на служение в Москву. Служил он в ту пору в очень известных московских храмах на Солянке и Маросейке, а также на Антиохийском подворье, в некоторых бесприходных храмах.
В 1912 году он прошел еще три месяца общеобразовательного обучения при Московской горной академии в Можайске, где также организовал кружок самообразования. А в Тучкове, где жил — любительский драматический кружок, где ставил спектакли и играл в них главные роли. В 1920 году закончил Можайское реальное училище, которое стало к тому времени трудовой школой второй степени.
Он очень хотел поступить на медицинский факультет Московского университета, но болезнь отца помешала исполнить это желание. Параллельно учился еще в школе телеграфа, но из-за необеспеченности семьи вынужден был оставить эту учебу.
Летом 1921 года, когда отец, лечившийся в московских клиниках, выздоровел, Петр подал прошение о зачислении его на медицинский факультет без экзаменов, в виде исключения. Прошение об этом он подал наркому Семашко, и тот его поддержал, как «очень способного юношу из крайне бедной семьи».
Его приняли в число студентов 2-го МГУ, где он был отмечен наградами первой степени, а среди других учеников выделялся своим усердием и знаниями.
В послереволюционные годы по его инициативе в Можайске был создан «Союз крестьянской молодежи». Кроме этого, он интересовался марксизмом по программе РКП.
В эти годы он изрек такую фразу: «Истоки вечной юности и радости открываются во мне». Жизнь казалась ему радужной, полной хороших надежд. Но весной 1922 года его поразила тяжелая нервная болезнь, и учебу пришлось оставить.
Тут в его душе произошла разительная перемена: она касалась цели всей жизни. Он не смог продолжать учение, потому что возникло сильное желание и стремление служить Богу.
— А семья поддерживала это его решение? Известно что-то об этом?
— Знаю, что родные его отговаривали. Время было тревожное. Я помню, как говорили мама и бабушка: «Что ты делаешь? Ты что, не понимаешь этого?!» Но он им ответил твердо, что Бог для него — это все.
И вот Петр Сергеевич стал служить в московских храмах, иногда вместе с Борисом Яковлевичем Эльбсоном (впоследствии иеромонахом Андреем).
Мне пришлось много работать в архивах, чтобы поднять материалы, необходимые для ряда статей, которые меня просили написать о моем дяде. Выяснилось, что отец Андрей (Эльбсон) тоже был расстрелян. Кажется, даже в тот же самый день, что и о. Петр. В ссылку они точно уезжали вместе: их отправляли в одном фургоне.
А еще задолго до того вместе с Борисом Эльбсоном они посещали храм во имя святого Ипатия Гангрского на Антиохийском подворье в Москве. Там служил отец Бориса Яковлевича, отец Стефан Эльбсон.
В июне 1925 года Петр был рукоположен в диакона, целибатом. Хиротонию совершил епископ Можайский Борис (Рукин). И в том же году митрополитом Крутицким Петром (Полянским) он был рукоположен во иерея. С 1925 года по 1931 год проживал с родителями в Тучкове, но продолжал служить в бесприходных московских храмах, а примерно до 1926 года — на Антиохийском подворье. С 1928 года вместе с Андреем (Эльбсоном) он служил в храме святителя Николая Чудотворца в Подкопаевском переулке.
С середины 1920-х годов Петр и Андрей стали духовными чадами будущего преподобного Нектария Оптинского. Тогда же отец Петр сослужил протоиерею Сергию Мечеву, настоятелю храма святителя Николая в Клениках. А после ареста протоиерея Бориса Холчева был принят в причт этого храма, проводил там службы практически весь Великий Пост 1931 года, вплоть до своего ареста 14 апреля 1931 года. Прихожане Маросейского храма считали его назначение большим благоприобретением и для себя лично, и для своего прихода.
14 апреля 1931 года он был заключен в Бутырскую тюрьму: ему было предъявлено обвинение в «контрреволюционной деятельности» и «принадлежности к ИПЦ (Истинно-Православной Церкви)». Это была нелегальная контрреволюционная организация, и ему предъявили обвинение в том, что он состоял ее членом. На самом же деле, это было ложное обвинение…
И вот, 5 июня 1931 года приговором ОГПУ СССР отца Петра вместе с отцом Андреем (Эльбсоном) осудили на заключение в концлагерь на три года и отправили в Мариинский лагерь.
В ссылку в Мариинский лагерь за ним последовала его мать, Татьяна Михайловна Петрикова, а вместе с ней — преданная келейница и духовное чадо Вера Миранович. Они поселились поблизости от лагеря, имели с осужденным свидания и приносили ему посылки. Надо отметить, что Вера Миранович была настолько предана батюшке, что постоянно разделяла с ним его жизнь в ссылках. В конечном итоге ее тоже ждала очень тяжелая участь: она сама также попала в ссылку.
17 сентября 1931 года, вероятно, по ходатайству родственницы, Татьяны Николаевны Ростовцевой, которая была женой двоюродного брата отца Петра, дело заключенных было пересмотрено, а ссылка заменена на пребывание в Мариинске, с ограничением на проживание в 12 крупных городах СССР и не менее, чем в 100-километровой зоне. То есть, как тогда говорили, «минус двенадцать».
И вот, в середине октября 1931 года отец Петр и отец Андрей поселились в Муроме, куда к ним приехала и Вера Миранович. Моя бабушка (его мать) Татьяна Михайловна тоже приезжала туда и какое-то время там проживала.
Вера Миранович устроилась на работу ретушером в местной типографии и помогала отцу Петру материально, поскольку он, как священник, не получал никакой зарплаты.
— Но был и второй арест?
— Да, 26 апреля 1936 года отец Петр вновь был арестован, а на следующий день — Вера Миранович. Чуть раньше — отец Андрей (Эльбсон). На сей раз отцу Петру предъявили обвинение в причастности к «контрреволюционной организации церковников-монархистов», которая якобы стремилась к свержению советской власти.
На допросах отец Петр держался мужественно, никого не оговорил, отрицал эти обвинения, но твердо заявил: «Пользуюсь свободой верить во что мне угодно, по Основному Закону страны — Конституции…» И произнес еще такую фразу: «Церковь — не от мира сего, мои интересы чисто духовные: получение благодати и приобретение совершенств, какими обладает Бог, в Которого верю. Власти подчиняюсь по совести и готов пожертвовать для нее всем, чем только могу, если это будет нужно. Только верой в Бога не могу пожертвовать никому, если когда-либо кто-либо будет этого требовать».
17 августа 1937 года все трое заключенных были освобождены. Отец Петр и Вера Миранович переехали из Мурома в Можайск и поселились на Красноармейской улице, в доме супругов Матвеевых. У них был свой отдельный вход в дом, а примерно треть дома имела отдельные помещения. Там он создал домовый храм, куда приезжали на богослужения его прихожане, а также священники из Москвы. Вера Миранович читала и пела на этих богослужениях.
Туда, в этот храм, приходил и священник, которого прозывали «горбатенький». Это был маросейский священник Ильин, который проживал тогда в Можайске.
В 1937 году начались массовые аресты: отец Петр и Вера Миранович вновь были арестованы. Обвинение все те же: «контрреволюционная деятельность», но прибавилось еще одно: «создание тайной церкви в Можайске». По оговору двоих священников, отец Петр был приговорен к расстрелу. Расстреляли его на Бутовском полигоне 27 сентября, в праздник Крестовоздвижения.
