Вдруг девочка закричала на весь собор: «Мама, я вижу! Вижу!..»

«Лет двадцать тому назад, – вспоминала достопочтенная жительница Петербурга Елизавета Павловна Иванова, – я отдыхала летом в Кривоезерской женской пустыни Костромской области. Пустынь раскинулась на берегу Волги. Здесь я была свидетельницей такой картины.  К пристани Кривоезерской пустыни, следуя из Горького, подошел пассажирский пароход. Масса пассажиров вышла на пристань. А одна женщина средних лет с девочкой лет девяти, сойдя с пристани, направилась в монастырь. Девочка подымалась по лестнице с каким-то особенным чувством радости. Переходя с одной стороны лестницы на другую, она бросалась на перила и громко восклицала: "Милая, дорогая мамочка! Я и сюда погляжу, и сюда погляжу!” Когда мать и дочь взошли на площадку лестницы и поравнялись со мною, я обратилась к девочке со словами: "Ангел мой! Когда ты поднималась по лестнице и бросалась с одной стороны на другую, мое сердце изболелось за тебя. Я страшно боялась, как бы ты не сорвалась с перил и не упала на груды камней. Ведь ты бы могла разбиться до смерти!” Мать ее, идя за ней, ответила мне: "Я и сама опасалась за свою девочку, но теперь для нее исключительные дни радости. Я ей все позволяю и сама разделяю с нею ее радость”. И при этом она рассказала чудесную историю только что свершившегося исцеления дочери от слепоты в Сарове у мощей преподобного Серафима. "Это моя дочь Вера, она родилась слепая и была слепой девять лет. Я страдала беспредельно, не зная покоя ни днем, ни ночью. Я была с ней у самых лучших глазных врачей, и все говорили мне, что болезнь ее неизлечима. У меня осталась только единственная надежда на помощь Божию и помощь преподобного Серафима. В Саров, к святым мощам угодника Божия, мы прибыли всего две недели тому назад. Всю первую неделю мы не выходили из собора, от святых мощей преподобного Серафима, и со слезами просили его помощи и предстательства перед Богом о даровании Верочке зрения. Но слезной мольбы нашей преподобный Серафим как бы не слышал.  По прошествии недели я решилась вернуться домой. Наняла извозчика, который стоял уже у подъезда гостиницы. Сердце мое разрывалось на части от невыносимой печали, и в то же время я не теряла надежды на помощь Божию и преподобного Серафима. Я взяла Верочку, и в последний раз мы с ней пошли в собор. Здесь я поставила ее перед ракой преподобного Серафима на колени и с рыданием, обращаясь к Верочке, сказала: «Молись, пламенно молись преподобному Серафиму об исцелении твоих глаз. Для него все возможно перед Богом», – и сама со скорбными слезами просила угодника Божия посетить мою душу радостью, не отпускать меня и Верочку неутешенными. От скорби во время молитвы я готова была умереть.  Вдруг Верочка закричала на весь собор: «Мама, вижу! Мама, я вижу!» И в порыве радости стала прикасаться ко всему блестящему – к раке святых мощей, к святому кресту, Евангелию. Все ее поражало и интересовало. Своего состояния я не могу передать словами. Я радовалась с дочкой, а с ней радовались все, кто был в храме, и от умиления плакали, славили Бога и преподобного Серафима”.  Когда мать закончила свой дивный рассказ, я подошла к Верочке, чтобы увидеть ее чудные глаза, которые горели, как драгоценный изумруд. На ресницах ее была заметна как бы тончайшая розовая нить, свидетельствовавшая о ее неисцелимой слепоте. Мать с Верочкой при мне пробыли в обители три дня и отправились домой».