Беседа о сквернословии и о матерном слове

В одной из древних рукописей есть такое сказание: был один человек, именитый по званию и добродетельный по жизни, звали его Стефаном. Он имел одну дурную привычку — браниться нечистым словом. Раз пришел он откуда-то домой усталый и расстроенный и с гне­вом крикнул своему рабу: "Эй ты, диавол, разуй меня!" — и вот, лишь только произнес он эти нехорошие слова, как сапоги сами собой стали с великой силой сниматься, так что затрещали не толь­ко голенищи, но и самые кости Стефановы... Стефан начал гром­ко кричать, на его голос сбежались домашние, и тут-то стало всем понятно, что тот, чьим именем назвал Стефан своего раба, сам явился к его услугам и сорвал с него сапоги, сознал и Стефан свой грех и с ужасом взывал бесу: "Иди прочь от меня, злой слуга! не тебя я звал, а раба моего купленного!" Бес удалился, но и сапог уже не было, их потом нашли в непристойном месте... Сказание это очень поучительно. И в самом деле: как не быть около тебя бесу, когда ты поминутно его поминаешь? И как не удалиться от тебя святому Агнелу-хранителю, когда ты постоянно его оскорб­ляешь? Приятно ли ему, святому и чистому, слушать твои нечис­тые и богомерзкие речи? Поверь, несчастный сквернослов, что если бы Господь Милосердный еще не покрывал тебя особой Своей милостью, то бес давно уже похитил бы и саму душу твою, как свое достояние. Но ведь и Господь терпит, терпит тебя, да и пере­станет терпеть... Он ждет твоего покаяния, он ожидает, пока ты образумишься, бросишь свою мерзкую привычку, а если ты не бро­сишь, то — смотри, чтобы Он не отнял от тебя благодати Своей.

Вот какую страшную повесть передает святой Григорий Двоеслов в беседе с Петром Диаконом. "В нашем городе (т.е. Риме) один человек, всем известный, имел сына, лет пяти, которого очень любил, и воспитывал без всякой строгости. Мальчик, которому во всем поблажали, привык произносить скверные бранные слова, и какая бы мысль не приходила ему в голову, он тотчас же начи­нал по привычке злословить и бранил не только людей, но, случа­лось, дерзал хулить — и сказать страшно -—Самого Бога, произ­нося хулы на святые предметы. А отец не запрещал ему говорить те хульные и скверные слова. Во время моровой язвы, бывшей у нас за три года перед сим, мальчик тот разболелся к смерти, и ког­да отец держал его у себя на коленях, то, — по рассказам лиц, которые тут находились сами, — пришли нечистые бесы взять окаянную душу мальчика. — Мальчик, увидев их, затрепетал, за­крыл глаза и стал кричать: "Батюшка, отыми меня у них! отыми!"— и со страшным криком спрятал свое лицо в пазуху своего отца, стараясь как бы укрыть себя. Отец, смотря на малютку, как он трепетал, спросил: "Что ты видишь?" — Мальчик отвечал: "Пришли черные люди, хотят меня взять..." — и, сказав сие, стал произно­сить скверные и богохульные речи, к которым привык, и тут же умер...". Так погибла душа пятилетнего ребенка, который еще не умел, как следует, рассудить, что худо и что хорошо; а ведь ты не ребенок, ты хорошо понимаешь это, как же ты дерзаешь сквер­нословить без стыда и без зазрения совести? Подумай, какая страш­ная казнь Божия ждет тебя в будущей жизни!

Стыдно нам, православные; а люди добрые недаром говорят, что нигде в целом свете не найдешь такого сквернословия, как у нас на Руси святой! Зовем мы себя православными христианами, содержим веру святую и правую, а языка своего даже в этом-то удержать не можем! Ведь турки и татары неверные, — и те не бра­нятся так, как бранятся у нас... И вот еще что особенно горько: наши сквернословы не разбирают ни места, ни времени. Идете вы утром, в полночь, во время совершения Божественной литургии, в будни и праздник, если стоит где толпа народная, — обходите ее подальше, иначе слух ваш непременно оскорблен будет срам­ным словом. И никому нет дела до безчинствующих! Как будто так и следует быть! Да еще что бывает? многие родители даже при собственных детях и в своем доме, — а дом христианина Слово Божие называет домашнею церковию, — позволяют себе скверно­словить, вследствие чего и самые дети не отстают от родителей в сквернословии! Вообще матерное слово, особенно у простого на­рода, служит точно вместо какой-то необходимой приправы, вмес­то соли, во всяком разговоре, деловом и шуточном; и в гневе, и в дружественной беседе, у пьяных и трезвых, — всюду оно, пога­ное, противное, оскорбительное для Бога и всякого целомудрого слуха. Удивляться надо, как это вошло оно в такое всеобщее упо­требление, несмотря на безсмыслие его и мерзость. Как мог дойти человек до такого безумия и безстыдства, чтобы публично клеве­тать на себя и на других, позоря при этом священное для каждого имя матери? Недаром, по замечанию людей опытных, от матер­ного слова и скотина отвращает слух свой. А что должен чувство­вать, слыша срамословие людское, человек богобоязненный, осо­бенно благочестные и целомудренные женщины и девы? Вы, срамословы, не хотите подумать о том! Послушайте же, какое грозное слово изрекает на вас святитель Златоуст: "Как бы кто-нибудь, извергающий из уст нечистоту, так и ты делаешь себя отврати­тельным. Ибо если сия нечистота так отвратительна, то подумай, как отвратителен должен быть источник этой нечистоты, а этот источник есть сердце: от избытка бо сердца уста глаголют (Мф. 12; 34). Прискорбно мне видеть эту мерзость, а еще прискорбнее то, что некоторым она вовсе не кажется нечистотой. Хочешь ли знать, сколь велико зло — говорить срамное и постыдное? Всмот­рись, как краснеют от твоего безстыдства те, которые тебя слуша­ют. Ибо что может быть хуже и презреннее человека, безстыдно срамословящего? Ты включаешь себя в разряд скоморохов и рас­путных женщин. Но и распутные женщины имеют более стыда, нежели ты. Как же ты можешь научить целомудрию жену, когда безстыдными словами возбуждаешь в ней распутные мысли? Луч­ше извергать гнилость изо рта, нежели сквернословие. Если у тебя дурно пахнет изо рта, то ты не прикасаешься к общей трапезе, а когда душа твоя столь смрадна, скажи мне, как ты дерзаешь при­ступать к Тайнам Господним? Если бы кто, взяв нечистый сосуд, поставил его на твоей трапезе, такого ты, избив палками, прогнал бы. Скажи теперь, ужели ты не думаешь прогневать Бога, когда гнуснейшие всякого нечистого сосуда произносишь слова на сей трапезе Его? Ибо уста наши не трапеза ли Божия суть, когда мы приобщаемся Таинства Евхаристии? Да и как может быть иначе? Ибо ничто так не прогневляет Его, Святейшего и Чистейшего, как слова мерзкие и скверные, ничто не делает людей столь наглыми и безстыдными, как когда они говорят и слушают подобные сло­ва, ничто так легко не разрушает целомудрия, как возгорающий­ся от таких слов пламень. Бог вложил в уста твои благовоние, а ты влагаешь в них слова, зловоннейшие всякого трупа, и через них убиваешь самую душу твою". Вот как строго вразумлял святой Златоуст сквернословов, живших в его время.

Между тем, в его-то время матерное слово не было так распро­странено, как теперь. А что бы он сказал, если бы явился среди нас, да послушал, как к каждому слову приплетают эту мерзкую, отвра­тительную брань православные русские люди? И все это из-за чего? Удовольствие ли, польза ли, нужда ли какая в скверном слове? Вор ворует хоть из корысти, пьяница хоть услаждает свою гортань, ну, а ты, несчастный, из-за чего сквернишь свои уста, губишь свою душу? Вот уж поистине безумие, какого и у безсловесных живот­ных не встретишь! — "Матерным словом, — говорит один учи­тель Церкви, — оскорбляется священное имя матери. Первая Ма­терь наша есть Пресвятая Богородица, наша общая Заступница; дру­гая матерь — та, которая в болезнях рождает нас и заботится о нашем воспитании; третья, общая для всех матерь — земля, даю­щая всем нам пищу, одежду и жилище". О произносящем скверные слова человеке Ангел-хранитель плачет, диавол же радуется; от та­кого Пречистая Богородица отнимает Свой Покров; на такого Бог посылает различные напасти и несчастья. Итак, молю вас, братия, обуздывайте язык свой от этого злого обычая. Послушайте слов Евангелия: За всякое слово праздное, а о гнилом уж и говорить нече­го, люди дадут ответ Богу в день судный (Мф. 12; 36), а посему всяко слово гнило да не исходит из уст ваших (Еф. 4; 29). Послушайте, что говорит еще книга Притчей: усты нечестивых раскопается град (Притч. 11; 11), — значит, ради нечестивых сквернословов страда­ют грады и веси. Сугубое же наказание за матерное слово для чело­века то, что от него отступает благодать Божия, и благословение Божие уж не почивает на таковых, если они не раскаиваются и по раскаянии не воздерживаются от сего. Аминь".

Троицкие листки