... Можно было сказать, что он поистине до крови прилепился к храму. «Истинная молитва является лучшим отдыхом, – говорил он, – и нужно стремиться к тому, чтобы войти в богослужение сердцем. Тогда не будешь тяготиться длительностью службы, а даже желать, чтобы она никогда не заканчивалась. Ведь это время – самое главное в нашей жизни. Вспомним: все блаженные были при храме, вот, например, Мария Ивановна».
Главный нерв монастыря, его сердце – богослужение. Еще при старцах многие паломники отмечали особый, присущий оптинским монахам дух благоговения при совершении службы. Оптина приносила Богу свои молитвы с проникновенной любовью и внимательностью, – и это давало прикоснуться к полноте и красоте сокровенных глубин Православия.
Сохраняется это отчасти и во вновь возрожденной обители. И сейчас живой дух молитвы и умиление сердца преобладают над внешним впечатлением: музыкальностью, торжественностью действа. Служба без всяких сокращений, пение на два клироса с канонархом, ясное неспешное чтение. Священный сумрак шестопсалмия, когда вместе с Адамом плачет душа, сменяется духовным ликованием в шуме празднующих торжественного бдения, облеченного блеском паникадил и свечей. Сама длительность богослужения, сменяющие друг друга гласы стихир и псалмов, при внимании, вырывают молитвенника из обыденности, поставляя его на новой земле, берега которой река времени лишь омывает.
«Пения партесного никогда я в монастырях не наводил порядочным и потому никогда не одобрял. В нем более труда, нежели пользы, более тщеславия мнимым искусством, нежели назидания и помощи молитве».
Святитель Филарет Московский
То словно молния озаряющая, то будто мягко накатывающая волна, открывается внутреннее значение, глубинный смысл много раз слышанных ранее псаломских слов. От одного к другому передают эти разумения изумленный ум. А благоговейное сердце неизменно откликается на исполненную внутренней правды молитву...
Для о. Гавриила богослужение было той духовной атмосферой, в которой он парил, подобно орлу, забывая свои болезненные немощи. Приникая к уставу Церкви, он открывал для себя таинственную глубину церковных служб. Пытался как уставщик донести людям Божественную гармонию.
Не обладая певческим даром, не читая на службе из-за тихого голоса, он приносил Богу не плод устен, но, уйдя в себя, погружал свой ум в сокровенные смыслы живой воды богообщения.
«Молитва – это живая личная беседа с Богом, Божией Матерью, святыми, – говорил он. – Общая молитва нужна, но и личное общение с Богом необходимо. Надо, встав перед образом, обратиться к Богу так, как мы беседуем со своими близкими, сознавая, конечно, к Кому обращаемся. На молитве время меняется. Бывает, что свое молитвенное правило, на которое обычно уходит часа три, выполняешь всего за час, – это дает Бог»...
«В молитвах и песнопения церковных, по всему их пространству, движется Дух истины. Все, что от инуду приходит в голову противоречащего и хулящего – от дьявола, отца лжи, клеветника. Молитвы, и песнопения – дыхание Духа Святого».
Святой Иоанн "Кронштадтский
Молитва – сокровенное дыхание души. Имя Иисусово освящает все вокруг, даже воздух, и износит из сердца вздохи недостоинства. В молитве – все таинства Божии. Тут Благая весть. Тут ясли рождающегося Слова. Тут трепещущие руки Симеона. Тут проповедь любви. Тут Фавор и его тайны. Тут Гефсиманский сад и горница Сиона. Иногда – затмение Голгофы и ужас страха иудейска, но затем – отваленный камень и горение сердца Клеопы. И елеонские камни, лобызающие последний раз стопы Христовы, а потом – исполнение Духом.
Молитва – это ношение в ковчеге сердца Божественного Имени. Это и зерно, истолченное с великим трудом, всходящее на закваске благодати в хлеб насущный. Это и зернышки, сеемые в пашню покаяния, вырастающие в древо, у которого птицы небесные укрываются в ветвях его (Мф.13:31). Действия молитвы различны. Она – то укромный родничок, выбрасывающий из глубин земли токи тихой радости; то волны умиления, захлестывающие сушу сердца безконечным морем Благости. То моросящий дождик окаивания своей нелюбви; то журчащий меж камней мысленных преткновений горный ручей.
Без молитвы у монаха взято и то, что мнится иметь, без нее он был взвешен и найден легким, и потому отнято у него Царство и отдано другим.9 Без молитвы окраденная душа со светильником без елея, не понимая сего, держится за оболочку прежде бывшего – внешнюю чинность. Прогоревшая лампада, еще блестящая внешним узором, но не светящая миру.
«Когда же кто, с Божией помощью, подвигом, а более всего – глубочайшим смирением, очистит душу свою от всякой скверны... тогда благодать Божия, общая всех_ мать, взяв ум, ею очищенный, как малое дитя за руку, возводит, как по ступеням, в духовные видения, открывая ему, по мере его очищения, неизреченные и непостижимые для ума Божественные тайны».
Преподобный Паисий Молдавский
Пустоцвет, не плодоносящий жизнь...
Напоминая, что «молитва – это самое главное послушание монаха»,10 Батюшка советовал начинать занятия Иисусовой молитвой со ста молитв с поклонами – десятью земными и двадцатью поясными. Лучше всего это делать вечером, встав перед иконами, неспешно и со вниманием произнося слова молитвы.
Он писал одной послушнице: «Начни непрестанно творить устную молитву Иисусову. Когда одна, можно чуть вслух. Когда в суете, то пятисловную: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя». Когда вне суеты или в келье, стоя (по возможности) пред иконами, то восьмисловную: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную». Конечно, для сего делания требуется основание – послушание настоятельнице, благочинной и непосредственному начальству, а также мир со всеми. Но все взаимосвязано – и молитва на основании, и основание – чрез молитву».
Он говорил, что без молитвы невозможно вылезти из болота страстей. И главное здесь – не количество.
«Кто принуждает себя к одной только молитве... но не принуждает себя к кротости, смиренномудрию, любви, исполнению прочих заповедей Господних... то дается ему иногда отчасти благодать молитвенная, в упокоении и веселии духа, но по нравам остается он таим же, каким был и прежде».
Преподобный Макарий Великий
Некоторые неправильно помышляют об Иисусовой молитве: молись себе, повторяй как можно больше – и получишь дар благодатной молитвы. – Это неверно. Вся жизнь важна, все должно быть устроено соответственно. Иначе толку от молитвы не будет. Пример этому – прельщенные молитвенники; от прелести же человеческими силами исцелиться невозможно.
Послушание, связанное с умственным трудом или учебой, сложно сочетать с деланием молитвы. Пока человек не получит непрестанной молитвы по дару благодати, он вынужден переносить внимание с молитвы на рассмотрение вопросов внешних. И тут даже краткое возведение ума к Богу с посвящением Ему своих усилий – та же молитва. Об этом и говорит Псалмопевец: Остинок помышления празднует Ти.11 Бывает, что молиться некогда, суета, но если ради Бога стараешься смириться, то, придя в келью и встав на правило, чувствуешь дивное умиление, как будто все время пребывал в молитвенном делании. Батюшка ссылался на рассуждения о. Наместника о недостаточности одной только молитвы, но и дополнении ее богомыслием. Иногда богомыслие само накладывается, когда начинаешь произносить со вниманием слова молитвы Иисусовой.
«Дело молитвы сей просто: стань умом в сердце пред лицем Господа и взывай: «Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя»... Бог Своею благодатию положит пределы уму и уставит его неподвижно с памятью Божией в сердце. Тогда подобное стояние ума сделается как нечто естественное и постоянное... Если по каким-либо обстоятельствам или многою беседою удержан будет он вне сердечного внимания, то у него бывает неудержимое желание опять возвратиться внутрь себя».
Святитель Феофан, Затворник Вышенский
В первые годы священства в наставлениях о молитве Батюшка был особенно осторожен, ссылаясь на свое в этом новоначалие. На вопрос о соединении ума с сердцем обычно отвечал, ссылаясь на слова святителя Игнатия, что специально искать сердечное место не нужно и даже опасно. Говорил, если подвизаться законно – на своем месте и в своем чине, со смирением и страхом Божиим, – тогда Господь Сам, в известное Ему время, соединит ум с сердцем.
В последние же годы он говорил о молитве более конкретно. Чувствовалось, что это – уже не столько книжное знание, сколько плод опыта, давшего силу и дерзновение. Советуя читать об этом поучения Феофана Затворника, он обращал особенное внимание на слова Святителя: главное в молитве – держать свой ум в сердце, в искреннем покаянном предстоянии пред Богом.
Обремененный болезнью, загруженный послушаниями, Батюшка не мог подолгу молиться келейно и, , сожалея об этом, постоянно себя укорял. Только после принятия схимы у него появилась возможность серьезно заняться молитвой, посвящая ей ночи...
Отрывок из книги «Делатель неукоризненный.
Жизнеописание схиигумена Оптиной Пустыни Гавриила (Виноградова, † 04.08.2005)»