на главнуюгде находится?как доехать?просьба помолитьсяпожертвования

Преподобный старец Амвросий




Однажды, когда старец Амвросий еще как-то держался, приезжал в Оптину преосвященный Николай Калужский. Он сказал ему: «А ты помогай о. Макарию в духовничестве. Он уж стар становится. Ведь это тоже наука, только не семинарская, а монашеская». Преп. Амвросию было тогда 34 года. Ему часто приходилось иметь дело с посетителями, передавать старцу их вопросы и давать от старца ответы. Так было до 1846 года, когда после нового приступа своего недуга преподобный был вынужден по болезни выйти за штат, будучи признан неспособным к послушаниям, и стал числиться на иждивении обители как инвалид. Он с тех пор уже не мог совершать Литургии; еле передвигался, страдал от испарины, так что переодевался и переобувался по несколько раз в сутки. Не выносил холода и сквозняков. Пищу употреблял жидкую, перетирал теркой, вкушал очень мало.

Несмотря на болезнь, преп. Амвросий остался по-прежнему в полном послушании у старца, даже в малейшей вещи давал отчет ему.

Теперь на него была возложена переводческая работа, приготовление к изданию святоотеческих книг. Им была переведена на русский язык «Лествица» Иоанна, игумена Синайской горы.

«Можно думать, – говорит составитель его жития, – что эти книжные занятия имели для старца Амвросия и весьма воспитательное значение в жизни духовной. Один из участников этих занятий, между прочим, пишет: «Как щедро были мы награждены за малые труды наши! Кто из внимающих себе не отдал бы нескольких лет жизни, чтобы слышать то, что слышали уши наши: это – объяснения старца Макария, на такие места писаний отеческих, о которых, не будь этих занятий, никто не посмел бы и вопросить его, а если бы и дерзнул на сие, то, несомненно, получил бы смиренный ответ: «Я не знаю сего, это не моей меры; может быть ты достиг ее, а я знаю лишь: даруй ми, Господи, зрети моя прегрешения! Очисти сердце, тогда и поймешь».

Этот период жизни преп. Амвросия являлся как самый благоприятный для прохождения им искусства из искусств – умной молитвы. Однажды старец Макарий спросил своего любимого ученика: «Угадай, кто получил свое спасение без бед и скорбей?». Сам старец Амвросий приписывал такое спасение своему руководителю старцу Макарию, но в жизнеописании этого старца сказано, что «прохождение им умной молитвы, по степени тогдашнего духовного его возраста, было преждевременным и едва не повредило ему».

Главною причиною сего было то, что преп. Макарий не имел при себе постоянного руководителя в этом высоком духовном делании. Преподобный же Амвросий имел в лице старца Макария опытнейшего духовного наставника, восшедшего на высоту духовной жизни. Поэтому он мог обучаться умной молитве действительно «без бед», т.е. минуя козни вражии, вводящие подвижника в прелесть, и «без скорбей», приключающихся вследствие наших ложно-благовидных желаний, которыми мы себя часто обманываем. Внешние же скорби (как болезни) считаются подвижниками полезными и душеспасительными. Да и вся, с самого начала, иноческая жизнь преп. Амвросия, под окормлением мудрых старцев, шла ровно, без особых преткновений, направляемая к большему и большему совершенствованию духовному.

А что стяжание, при помощи Божией, высокой умной молитвы есть, так сказать, венец, или завершение спасения, содеваемого на земле человеком, можно видеть из слов преп. Иоанна Лествичника, который определил молитву «пребыванием и соединением человека с Богом, ибо кто соединился с Богом и пребывает в Нем, тот, хотя еще находится в сем бренном теле, но уже спасен».

То, что слова старца Макария относились к преп. Амвросию, можно видеть еще и из того, что преп. Амвросий в последние годы жизни своего старца достиг уже высокого совершенства в жизни духовной. Ибо, как в свое время старец Лев называл преп. Макария святым, так же теперь и старец Макарий относился к преп. Амвросию.

Но это не мешало ему подвергать его ударам по самолюбию, воспитывая в нем строгого подвижника нищеты, смирения, терпения и других иноческих добродетелей. Когда однажды за старца Амвросия заступились: «Батюшка, он человек больной!», то старец Макарий ответил: «А я разве хуже тебя знаю! Но ведь выговоры и замечания монаху – это щеточки, которыми стирается греховная пыль с его души, а без сего монах заржавеет».

Еще при жизни старца, с его благословения, некоторые из братии приходили к старцу Амвросию для откровения помыслов.

Вот как об этом рассказывает о. игумен Марк (впоследствии окончивший жизнь на покое в Оптиной). «Сколько мог я заметить, – говорит он, – о. Амвросий жил в это время в полном безмолвии. Ходил я к нему ежедневно для откровения помыслов, и почти всегда заставал его за чтением святоотеческих книг. Если же не заставал его в келье, то это значило, что он находится у старца Макария, которому помогал в корреспонденции с духовными чадами, или трудился в переводах святоотеческих книг. Иногда же я заставал его лежащим на кровати и слезящим, но всегда сдержанно и едва приметно. Мне казалось, что старец всегда ходил перед Богом, или как бы всегда ощущал присутствие Божие, по слову псалмопевца: « Предзрех Господа предо мною выну » (Пс. 15, 8), а потому все, что ни делал, старался Господа ради и в угодность Господу творить. Чрез сие он всегда был сетован, боясь как чем не оскорбить Господа, что отражалось и на лице его. Видя такую сосредоточенность своего старца, я в присутствии его всегда был в трепетном благоговении. Да иначе мне и нельзя было быть. Ставшему мне, по обыкновению, пред ним на колени и получившему благословение, он, бывало, весьма тихо сделает вопрос: «Что скажешь, брате, хорошенького?». Озадаченный его сосредоточенностью и благоумилением, я, бывало, скажу: простите, Господа ради, батюшка, может быть я не вовремя пришел? – Нет, – скажет старец, – говори нужное, но вкратце. – И, выслушав меня со вниманием, преподаст полезное наставление с благословением и отпустит с любовью. Наставления же он преподавал не от своего мудрования и рассуждения, хотя и богат был духовным разумом. Если он учил духовно относившихся к нему, то в чине учащегося, и предлагал не свои советы, а непременно деятельное учение св. отцов».

Если же о. Марк жаловался ему на кого-либо обидевшего его, старец, бывало, скажет плачевным тоном: «Брате, брате! Я человек умирающий». Или: «Я сегодня-завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, смиряться пред братом – и успокоишься». Такой ответ вызывал в душе о. Марка самоукорение и он, смиренно поклонившись старцу и испросив прощение, уходил успокоенный и утешенный, «как на крыльях улетал».

Кроме монахов, преп. Макарий сближал старца Амвросия и со своими мирскими духовными чадами. Видя его беседующего с ними, старец Макарий шутливо промолвит: «Посмотрите-ка, посмотрите! Амвросий-то у меня хлеб отнимает».

Так старец Макарий постепенно готовил себе достойного преемника. Когда же преп. Макарий преставился (7 сентября 1860 года года), хотя он не был прямо назначен, но постепенно обстоятельства так складывались, что старец Амвросий стал на его место.

После смерти преп. Моисея настоятелем был избран преп. Исаакий, который относился к преп. Амвросию, как к своему старцу до самой его смерти. Таким образом, в Оптиной Пустыни не существовало никаких трений между начальствующими лицами.

Старец перешел на жительство в другой корпус, вблизи скитской ограды, с правой стороны колокольни. На западной стороне этого корпуса была сделана пристройка, называемая «хибаркой», для приема женщин. И целых тридцать лет (до отъезда в Шамординскую женскую общину) он простоял на Божественной страже, предавшись служению ближним.

Преподобный был уже тайно пострижен в схиму, очевидно, в момент, когда во время его болезни жизнь его была в опасности.

При нем было два келейника: о. Михаил и о. Иосиф (будущий старец). Главным письмоводителем был о. Климент (Зедергольм), сын протестантского пастора, перешедший в Православие, ученейший человек, магистр греческой словесности.

Для слушания утреннего правила поначалу он вставал часа в четыре утра, звонил в звонок, на который являлись к нему келейники и прочитывали утренние молитвы, двенадцать избранных псалмов и Первый час, после чего он наедине пребывал в умной молитве. Затем, после краткого отдыха, старец слушал Часы: Третий, Шестой с изобразительными и, смотря по дню, канон с акафистом Спасителю или Божией Матери, каковые акафисты он выслушивал стоя.

После молитвы и чаепития начинался трудовой день с небольшим перерывом в обеденное время. Пища съедалась преподобным в таком количестве, какое дается трехлетнему ребенку. За едой келейники продолжали ему задавать вопросы по поручению посетителей, но иногда, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить загруженную голову, старец приказывал прочесть себе одну или две басни Крылова. После некоторого отдыха напряженный труд возобновлялся, и так до глубокого вечера. Несмотря на крайнее обезсилие и болезненность, день преп. Амвросий всегда заключал вечерним молитвенным правилом, состоявшим из Малого повечерия, канона Ангелу-Хранителю и вечерних молитв. От целодневных докладов келейники, то и дело приводившие к нему и выводившие посетителей, едва держались на ногах. Сам старец временами лежал почти без чувств. После правила он испрашивал прощение «елика согреших делом, словом, помышлением». Келейники принимали благословение и направлялись к выходу. Зазвонят часы. «Сколько это? – спросит старец слабым голосом. Ему ответят: «Двенадцать». – «Запоздали», – скажет.

Через два года преподобного постигла новая болезнь. Здоровье его, и без того слабое, совсем ослабело. С тех пор он уже не мог ходить в храм Божий и должен был причащаться в келье. В 1868 году состояние его здоровья было столь плохо, что стали терять надежду на поправление. Была привезена «Калужская» чудотворная икона Божией Матери. После молебна и келейного бдения и затем соборования здоровье старца поддалось лечению, но крайняя слабость не покидала его во всю его жизнь.

Такие тяжелые ухудшения повторялись не раз; старец говорил о себе: «Иногда так прижмет, что думаю, – вот, конец!»

Трудно представить себе, как он мог, будучи пригвожденный к такому страдальческому кресту, в полном изнеможении сил, принимать ежедневно толпы людей и отвечать на десятки писем. На нем сбывались слова: «Сила Божия в немощи совершается». Не будь он избранным сосудом Божиим, через который Сам Бог вещал и действовал, такой подвиг, такой гигантский труд, не мог быть осуществим никакими человеческими силами. Животворящая Божественная благодать здесь ясно присутствовала и содействовала.

Таким просветленным, пронизанным насквозь Божией благодатью и был в действительности великий старец о. Амвросий. «Совершенно соединивший чувства свои с Богом, – говорит Лествичник, – тайно научается от Него словесам Его». Это живое общение с Богом и есть дар пророческий, та необыкновенная прозорливость, которой обладал преп. Амвросий. Об этом свидетельствовали тысячи его духовных чад. От него не было сокрыто ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Приведем слова о старце одной его духовной дочери: «Как радостно забьется сердце, когда, идя по темному лесу, увидишь в конце дорожки скитскую колокольню, а с правой стороны убогую келейку смиренного подвижника! Как легко на душе, когда сидишь в этой тесной и душной хибарке, и как светло кажется при ее таинственном полусвете. Сколько людей перебывало здесь! И приходили сюда, обливаясь слезами скорби, а выходили со слезами радости; отчаянные утешенными и ободренными, неверующие и сомневающиеся верными чадами Церкви. Здесь жил «батюшка» – источник стольких благодеяний и утешений. Ни звание человека, ни состояние не имели никакого значения в его глазах. Ему нужна была только душа человека, которая настолько была дорога для него, что он, забывая себя, всеми силами старался спасти ее, поставить на истинный путь. С утра и до вечера удрученный недугом старец принимал посетителей, подавая каждому по потребности. Слова его принимались с верою и были законом. Благословение его или особое внимание считалось великим счастьем, и удостоившиеся этого выходили крестясь и благодаря Бога за полученное утешение.


 

 

 

© 2005-2018   Оптина пустынь - живая летопись