В Великую Субботу, 13 апреля 1913 года, во время выноса Плащаницы, в больнице от туберкулеза легких скончался отец Рафаил, проболев около трех недель. Последние дни он ежедневно причащался Святых Таин и за день до смерти был пострижен в схиму.
Пострижение в мантию с именем Севастиан отец Стефан принял в роковом 1917 году. Прогремела революция. Рухнуло многовековое здание государства Российского. Началось время гонения на Церковь Христову. В ожидании неизбежно грядущих изменений тихо и незаметно продолжали жить в монастыре Оптинские иноки. До них уже доходили известия о закрытии церквей и монастырей и конфискации их имущества. И в Оптиной на монастырской стене уже появились дерзкие надписи с угрозами.
10/23 января 1918 года декретом СНК Оптина Пустынь была закрыта, но монастырь продолжал существовать под видом сельскохозяйственной артели.
На территории монастыря был организован музей. Старец Нектарий оставался жить со своими келейниками в старческой хибарке и продолжал принимать народ.
В 1923 году, в конце пятой недели Великого Поста, в монастыре начала работать ликвидационная комиссия. Церковные службы прекратились. Монахов постепенно выселяли. Монастырь перешел в ведение «Главнауки».
За два месяца до закрытия монастыря отец Севастиан принял рукоположение в иеродиакона.
В марте 1923 года был арестован и выслан за пределы губернии старец Нектарий. Рассказывали, что во время ареста, когда власть требовала, чтобы Батюшка отказался от приема посетителей, ему явились все Оптинские старцы и сказали: «Если ты хочешь быть с нами, не отказывайся от духовных чад твоих». И он не отказался.
Первое время Старец жил в селе Плохино, затем перебрался в село Холмищи Брянской губернии (50 верстах от Козельска). Отец Севастиан оставался при Старце до самой его кончины. В Холмищах он снимал комнату неподалеку от отца Нектария и по его благословению часто ездил по делам Старца в Козельск, Калугу, в села.
В 1927 году епископом Калуги отец Севастиан был рукоположен в иеромонаха. 29 апреля 1928 года умер старец Нектарий. Отец Севастиан облачил Старца в схиму. На отпевание съехались священники из Козельска и Калуги и многие духовные дети Старца. Неутешно плакал отец Севастиан на похоронах и потом на могиле Старца.
Старец Нектарий благословил его после своей смерти уезжать служить на приход и после похорон отец Севастиан уехал сначала в Козельск, затем в Калугу, а потом в Тамбов. Там он получил назначение на приход в Козлов (Мичуринск), в Ильинскую церковь, где настоятелем был протоиерей отец Владимир Нечаев. Там он служил с 1928 по 1933 год, вплоть до ареста.
Отец Севастиан поддерживал связь с жившей в рассеянии братией Оптиной Пустыни. В 1929 году он напутствовал Святыми Тайнами вернувшегося из Кзыл-Ордынской ссылки умирающего иеродиакона Кирилла (Зленко), бывшего письмоводителя старца Варсонофия.
Когда был арестован протоиерей Владимир Нечаев, отец Севастиан взял на себя попечени–е о его семье.
Богослужения в приходском храме по молитвенному настрою заметно отличались от благоговейных богослужений Оптинского Скита, к которым привык отец Севастиан. Он не любил немолитвенного нотного пения и хотел, чтобы клирос пел так, как пели у них в скиту. И петь стали так, как он благословлял, по–монастырски.
Прожив под духовным руководством Великих Оптинских старцев Иосифа и Нектария двадцать два года (пять со старцем Иосифом и семнадцать со старцем Нектарием), отец Севастиан впитал основные их черты: силу духа смирение, кротость, мудрость, глубокий внутренний мир.
Ему, как прямому наследнику духовных дарований Оптинского старчества, были присущи дары прозорливости, духовного рассуждения, благодарного воздействия на внутреннее содержание кающегося; Дар прозорливости соединялся в нем с даром оказания молитвенной помощи.
Божиим Промыслом предназначено ему было стать старцем и нести крест старческого служения в исключительно трудное для русского народа время. В Козлове жили в эти годы иноки и инокини из разоренных монастырей, а также миряне, посещавшие прежде Оптину Пустынь. И сердца искренне ищущих спасения влеклись к отцу Севастиану. Это не могло не обратить на себя внимания местных властей.
25 февраля 1933 года отца Севастиана вместе с инокинями Варварой, Агриппиной и Февронией арестовали и отправили в Тамбов для прохождения следствия. Следователь допрашивал о контактах отца Савастиана с едиными по духу людьми, а также о его отношении к советской власти. Батюшка отвечал: «На все мероприятия советской власти я смотрю, как на гнев Божий, эта власть – есть наказание для людей. Такие взгляды я высказывал среди своих ближних, а также и среди других людей, с которыми мне приходилось беседовать на эту тему. При этом я говорил, что нужно молиться Богу и жить в любви».
От посторонних передачи в ГПУ не принимали, и оставшиеся на свободе духовные чада старца вызывали телеграммой в Тамбов его дальнюю родственницу. Приехав, она передавала передачи, а монахини ждали у ворот и когда заключенных выводили из тюрьмы и вели через двор в столовую, старец, проходя мимо ворот, благословлял их.
2 июня 1933 года заседание Тройки ОГПУ постановило: «Фомина Степана Васильевича, обвиняемого по ст. 58-10, 11 УК, заключить в исправтрудлагерь сроком на семь лет, считая срок с 25/2- 33 г .»
Медкомиссия признала, что в связи с ограничением движения левого локтевого сустава (отец Севастиан в детстве повредил левую руку), он не годен к тяжелому физическому труду. Несмотря на заключение комиссии, он был отправлен в Тамбовскую область на повалку леса. Духовные чада узнали место лесоповала и, невзирая на дальность расстояния, находили возможным приносить ему передачи, утешать и поддерживать кто, чем мог.
Через год отец Севастиан был отправлен в Казахстан, в Карагандинский лагерь, расположеный в поселке Долинка. Долинский Карлаг начал свое существование с палаточного городка, обтянутого со всех сторон колючей проволокой. В одной из таких брезентовых палаток проводил первый год заключения отец Севастиан. Вспоминая о своем пребывании в лагере, Батюшка старец рассказывал, что там били, истязали, требовали: отрекись от Бога. Он сказал: «Никогда». Тогда его отправили в барак к уголовникам. «Там, – сказали, – тебя быстро перевоспитают». Но победили вера и любовь, царившие в его сердце: он привел к Богу всех обитателей барака, всех до одного! Когда старца принуждали отречься от православной веры, то оставили в одной рясе на всю ночь на мороз и приставили сражу. Стража менялась через каждые два часа, а он все стоял на одном месте. Но Матерь Божия опустила над ним такой «шалашик», что ему было в нем тепло. По слабости здоровья отца Севастиана поставили работать хлеборезом, затем сторожем складов в зоне лагеря, а в конце срока водовозом. Во время дежурств, он нес молитвенный труд. И начальство, приходя с проверкой, всегда заставляло его бодрствующим. «В заключении,– вспоминал старец – я посты не нарушал. Если давали баланду с кусочком мяса, я не ел, менял на лишнюю пайку хлеба». Инокиням Варваре и Февронии, арестованным вместе с Батюшкой срок не дали. Мать Агриппину отправили на Дальний Восток, где через год освободили. Она написала Батюшке и он благословил ее ехать в Караганду. Она приехала в 1936 году, следом за ней приехали мать Феврония, а несколько позднее – мать Екатерина и мать Варвара. Они устроились на работу в ближайшем селе; Аграфена и Варвара – медсестрами, Екатерина и Феврония – в колхозе, и часто навещали Батюшку.
Через некоторое время они скопили денег и купили домик в Михайловке (район города) на Нижней улице. Двое из них уехали в Караганду благоустраивать и обживать домик, а двое остались при Старце в селе. Домик представлял собой старенький амбарчик с прогнувшимся потолком. В нем устроили две комнатки, кухню, сенцы. Был и огород с колодцем. Приехали в Караганду и другие монахини: Кира, Марфа и Мария. Они поселились В Тихоновке, познакомились с верующими и стали потихоньку собираться для совместной молитвы. Верующие узнав, что в Долинском лагере находится отец Севастиан, стали помогать ему. В воскресные дни монахини, приезжая к Старцу, привозили Святые Дары, поручи, епитрахиль. Все вместе выходили в лесок, Батюшка исповедывал и причащал.
Многих в лагере привел он к вере в Бога. И когда Старец освобождался, у него в зоне оставались духовные чада, которые по окончании срока ездили к нему в Михайловку. А много лет спустя, когда открылась в Михайловке церковь, жители Долинки приезжая туда, узнавали а благообразном старце-священнике своего водовоза.
Подошел к концу семилетний срок заключения. Отец евастиан был освобожден из лагеря 29 апреля 1939 года, накануне праздника Вознесения Господня, и поселился в Михайловке в домике у монахинь. После его приезда дом достраивали. Была сделана хорошая комната для Батюшки, комнаты для монахинь, длинная, узкая трапезная со столом во всю длину комнаты, со скамьями: за стол всегда садилось много народа.
Утром вставали рано, читали положенное правило, за тем сестры шли на работу, а Старец оставался дома. Ходил за водой, варил обед, чинил и чистил обувь. Сестры сначала этим смущались, но старшие монахини, жившие в Тихоновке, объяснили им; смущаться этого не следует, – Старец знает что делает.
Литургию служили тайно; ежедневно Батюшка вычитывал суточный круг богослужения.
В военные и послевоенные годы, когда было плохо с хлебом, отец Севастиан ходил в магазин получать хлеб по карточкам. Одевался он, как простой старичок, в скромный серый костюмчик. Шел, занимал очередь. Когда очередь подходила, его отталкивали, он снова становился в конец очереди и так не один раз. Люди это заметили и видя его незлобие и кротость стали пропускать Старца без очереди.
В 1944 году был куплен на Западной улице дом побольше. Отец Севастиан ходил по дому, все по - хозяйски осматривал и говорил, что и как нужно переоборудовать. «Да зачем же, Батюшка, – возражали сестры. – Вот кончится война, и поедем с Вами на родину». «Нет, – говорил Старец, – здесь будем жить». Так и остались они все до самой смерти в Караганде. И на Михайловском кладбище похоронены были все рядом со Старцем.
В новом доме была устроена небольшая домовая церковь, и отец Севастиан тайно совершал в ней Божественную Литургию. В доме у Батюшки всегда была чистота, тишина и необычайный покой. В комнатах было много икон, перед которыми теплились огоньки лампад. Одна женщина вспоминает о своих детских впечатлениях той поры. «Наша семья жила очень бедно. День и ночь при керосиновой лампе мама крутила швейную машинку, чтобы прокормить меня и брата. Батюшка это знал. И стал приглашать меня во время каникул гостить в его доме. Он делал это, чтобы подкормить полуголодного ребенка и укрепить веру в Бога. Это были самые счастливые дни моего детства. Уже по дороге к Батюшке радостно замирало мое сердце в ожидании предстоящей встречи. И когда я вступала на порог маленького чистого дома, где полы были застланы разноцветными вязанными ковриками, – он казался мне самым прекрасным местом на земле, а его обитатели – ангелами во плоти. Я благоговела перед ними. Матушки в длинных платьях, подпоясанные белыми фартучками, в белых платочках, вежливые, приветливые, говорили всегда тихо, никогда не повышая голоса. Сам Батюшка всегда был светлым, ласковым, доступным. От него словно исходили токи благодати, создавая высоконравственное поле, попадая в которое совершать плохие поступки, говорить грубо было просто невозможно. Даже внешность у него необыкновенная: благообразное, одухотворенное лицо, проницательные темные глаза, шелковистые, как у ребенка, волосы. И видимо, не одну меня приглашал Старец. В доме всегда были люди, в том числе и дети. Одни уезжали, приезжали другие.
Старец помогал всем, кто обращался к нему за помощью. А бывало и так. «Однажды к весне, – рассказывала одна женщина – кончилась у нас картошка. Сидим мы, разговариваем, что надо бы поехать на базар, купить хоть немного картошки. А в окно посмотрели – везут нам на санках картошку, и сзади Батюшка своим посошком помогает». Среди людей, которых опекал Старец, были больные, немощные, парализованные, такие как освободившийся из Долинки иеромонах Пармен, и многие другие. Так, узнав, что в Одессе в тяжелых условиях живет парализованный священник, знакомый ему по Оптиной Пустыни, который просит отца Савастиана забрать его в Караганду, старец тут же откликнулся. Священника привезли, поселили в отдельном домике, где за ним хорошо ухаживали и часто возили в храм на богослужения. Священник со слезами благодарил Старца. Умер он через два года. Имя этого священника к сожалению, нам осталось неизвестным.
© 2005-2018 Оптина пустынь - живая летопись