на главнуюгде находится?как доехать?просьба помолитьсяпожертвования

Страницы жизни схимонахини Сепфоры (Шнякиной)



      В конце восьмидесятых годов матушка Досифея че­тыре раза побывала в Киево-Печерской Лавре. «Всякий раз мы летали туда на самолете, – рассказывает мать Пантелеймона. – В самолете «Ил-18» ей уступали лучшие места, глядя на нее с великим уважением. В девя­носто с лишним лет, слепая, она и виду не подавала, что ей трудно. Так ласково и спокойно беседовала со стюар­дессами, что те приглашали ее на следующие рейсы. Меня укоряла: «Вот ты за меня все боишься, а они – нет». В полете матушка чувствовала себя хорошо и, глядя в иллю­минатор, приговаривала: «Здесь-то, верно, и Бог ближе, и Ангелы показываются». Застегиваем ремни, она спрашивает: «А это еще зачем?» – «Для надежности, от воздушных ям». – «Что ж это, и в небе дорога портится?» Она могла создавать настроение, укрепляя нас, немощных, доброй шуткой и вовремя сказанным словом».


     «В Киеве мы останавливались в Покровском монас­тыре, продолжает мать Пантелеймона. Матушка больше всего любила молиться в Киево-Печерской лавре, в пещерах. Там она духом общалась со святыми угодниками... Она вспоминала, как еще пешком ходила в Киев. Помнила расположение мощей, а после Литургии всегда подходили к ней Старцы, давали большую служебную просфору, антидор и благословляли. И это всегда. А если бывали на всенощной, то помазать освя­щенным елеем подходили к лавочке, и что характерно, там много было сидящих старушек, а ее помазывали одну... В пещерах мы старались побывать одни, матушка не любила с «экскурсиями». Но случалось, что матушка сама рассказывала про святых».


     Матушку тянуло в святые обители. В 1988 году, недели через две после прославления преподобного Амвросия, она со своей духовной дочерью, будущей мона­хиней Пантелеимоной, посетила Оптину Пустынь, нам» дящуюся в то время все еще в разрухе. «Когда приехали, – вспоминает мать Пантелеймона, пошли по территории. Она говорит: «О, какая же благодать здесь. Мы обошли все вокруг, прошли по всем развалинам, и я поняла, что она все благословляет, эту обитель кругом». Может быть, матушка предвидела тогда, что вскоре возникнет у нес благодатная связь с великой русской обителью.


     В декабре 1989 года владыка Серапион, Митрополит Тульский и Белевский, постриг матушку Досифею в схиму с именем Сепфоры ( Семфора – птичка (древнеевр.) Это ими носила жена пророка Моисея Боговидца) . Матушке девяносто три года, но она в тишине уединения сокровенно пост молитвенный подвиг, немного приоткрытый лишь ее келейнице. «Когда она начинала молиться, – вспоминает келейница 3.. – я, бывало, подойду, – очень мне хотелось посмотреть, как схимники молятся. Она столько имен начитывала человеческих, что я рот раскрывала от удивления. А сколько она знала икон Пресвятой Богородицы, называла каждую икону – так она молилась Ей... И вот она встает на колени... Матушка говорила так: «Вот висят десять икон, – читай десять тропарей обязательно, утром или вечером, ночью, этим иконочкам помолись. Это не выставка».


     Матушку Сепфору безпокоило то, что ей, схимнице, как она думала, придется умереть в миру. Долго она молилась Матери Божией, и вот Та явилась ей однажды ночью во сне, в ее маленькой келейке в Киреевске. «Ты не умрешь в миру, – сказала Она. – Ты умрешь в Клы­кове, в монастыре». Матушка лишь подумала недоуменно: «А где ж оно такое есть?», как Пречистая ответила: «Не надо тебе знать. Придет время – свя­щенники сами к тебе приедут». И матушка стала ждать.


     Приезжали к ней монахи, священники, она каждого спрашивала: «Вы не из Клыкова?» Те удивлялись, что за Клыкове, почему такой вопрос... Параскева, дочь матушки, тоже смущалась: «Мама, откуда ты взяла это Клыкове? Что это за  место?» Матушка Сепфора отвечала кратко: «Какое тебе дело?», – и не объясняла ничего. Однако не так уже много оставалось времени ей ждать до переезда в Клыково.


     Позднее, уже в Клыкове, келейница З. спросила: «Матушка, а как это так получилось, что ты не в женском монастыре, сейчас же много их на Руси, а в мужском?» Матушка Сепфора сказала: «Я по велению Пресвятой Богородицы здесь. Мне было во сне такое видение... Я скорбела, что мне, схимнице, придется умереть в миру, а Она мне сказала: «Ты в миру не умрешь, ты умрешь в монастыре в Клыкове». И все, кто ни приезжал, на меня смотрели удивленными глазами, когда я каждого спрашивала, не из Клыкова ли при­ехали».


     У матушки Сепфоры бывали первые насельники вос­станавливающейся Оптиной. Им предстояли великие труды, – без Божьей помощи не поднять. Матушка узнавала их имена, вносила в свой помянник в память. В 1994 году их было уже более восьмидесяти. Молитвы ее были неоценимой помощью оптинцам. Но не только молитвы. Вот руководит молодой иеромонах восстановлением храма... Матушка духом видит, что там что-то не так... волнуется. «Поезжай, – говорит келей­нице, – скажи ему, что правый угол у него не идет. Пусть сделает так и так... Мне, что ли, ехать ему пока­зывать?» Едет оптинский послушник, будущий монах, в Киреевск (послан к матушке Сепфоре). «Еду на ма­шине, – рассказывал он, – смотрю по сторонам, раз­глядываю проходящих женщин. Заезжаем в Киреевск к матушке, а она мне, что называется, с порога: «И что ты, зачем тебе бабы эти?»


     Весной 1993 года матушка Сепфора посетила с мо­нахиней Пантелеимоной Оптину Пустынь. Здесь произошло ее знакомство с будущим восстановителем Клыковского храма иеромонахом Михаилом, тогда послуш­ником Сергием, лишь несколько месяцев тому назад появившимся в обители. Вот как вспоминает об этом он сам: «Я выходил из Введенского храма, когда кто-то сказал: «Старица идет, Старица идет! Пойдем, возьмем благословение!» Хотя я тогда еще мало в чем разбирался и не понимал, как можно брать у нее благосло­вение, но пошел за другими и увидел, что она благо­словляет всех троеперстием, как делала в свое время моя мама. Я подошел к ней. Она, четко прикладывая свои пальцы к моим лбу, животу и плечам, произнесла: «Вложи, Господи, корень благих, страх Твой в сердца наша». И, держа меня за плечо, начала спрашивать, как меня зовут. Я сказал: «Сергий». Потом она спросила, что я здесь делаю, и я начал объяснять свои послушания. Выслушав все, она сказала: «А нам с тобой вместе жить». Немного помолчав, хлопнув меня но плечу, прибавила: «А пока бегай, бегай!..» Я, стоя в недоумении, пытался что-то переспросить, уточнить, где нам придется жить вместе, но она повторила: «Бегай, бегай!..» Я посмотрел на ее келейницу, и та сказала: «Слушай, что тебе говорит матушка! Она Старица». Они пошли в храм. Придя в свою келлию, я много думал над этим странным благословением. А затем начал расспрашивать живущего со мной послушника Романа, он был у матушки в Киреевске. Когда я узнал, что она живет на квартире у дочери, то ее слова показались мне еще более странными, как же и где нам с ней жить вместе? И я оставил эти мысли». Однако это было одно из предсказаний матушки Сепфоры, Господь открыл ей, что некоторое время спустя, менее трех лет, они будут служить Ему в одном месте – при храме в Клыкове.


     Клыково расположено неподалеку от Козельска, на возвышенном берегу речки Серены. Прозрачные березовые рощи, поля и луга, высокое небо. В пяти километрах, за холмом – Шамордино. Вблизи Клыкова находится курган, место захоронения татар, убитых при осаде Козельска, «злого города», как они его назвали за то, что весной 1238 года он оборонялся семь недель против тьмачисленного Батыева войска, и козельчане уничтожили более четырех тысяч татар. Спустя века едва ли не злее татар Святую Русь опустошали большевики. Остались следы их разрушительной деятельности и на берегах тихой речки Серены. Разорено было поместье, превращен в руины храм, построенный в 1826 году владельцем этих земель поручиком Полторацким, опустело село Клыково... Со временем храм Спаса Нерукотворного оброс кустами и деревьями...


      В первые годы возрождения Оптиной была послана таинственная весть от Господа Клыкову и его храму... Одна из тогдашних жительниц села, заведующая почтой, ныне пенсионерка, Вера Ивановна Медведева, работая у себя в огороде, увидела некий дивный предмет летящий в синеве неба и сверкающий, как бы огненный, ковш. Он появился с востока. Трижды облетев руины храма, ковш стремительно ушел на восток. Это было за год до восстановления храма. А осенью 1993 года та же Вера Ивановна видела Спасителя, склонившегося в небе над храмом... Однажды был замечен и страж этого ч рама. Ангел небесный, он показался на миг летящим над речкой Сереной.


     Храм был возвращен Церкви в 1992 году. Архиепископ Климент Калужский и Боровский благословил устроить Архиерейское подворье силами братии пришедшей из Оптиной Пустыни и поселившихся здесь. По благословению владыки среди других перешел жить и трудиться в Клыкове послушник Сергий, который в 1994 году принял иноческий постриг с именем Феодосия и был рукоположен во иеродиакона. Настоятелем храма Спаса Нерукотворного тогда был иеромонах Пахомий. Отец Илий благословил о. Феодосия побывать в Киреевске у матушки Сепфоры, спросил, знает ли он ее. Он сказал: «Знаю». Отец Илий прибавил: «Поезжай к ней. Она будет вас окормлять».


       Но не сразу собрался отец Феодосии в Киреевск. «Через какое-то время ему понадобилось ехать в Москву с братом Сергием, будущим о. Никоном, на поиски благо­творителей, так как не было средств на восстановление храма, но решили сначала заехать в Киреевск, – рассказывает о. Михаил, – испросить молитв и благословения... Приехав к матушке, мы постучали в дверь и нас приветливо встретила ее дочь. Сергий пошел в комнату к матушке, так как его уже знали. Пошел за ним и я. Матушка спросила, кто я такой и откуда. Я сказал, что меня зовут иеродьякон Феодосии и что я из Клыкова, где восстанавливается храм».


     Матушка Сепфора оживилась, радостно захлопала в ладоши и сказала: «Слава Тебе, Господи! Пресвятая Богородица! Из Клыкова приехали!» Потом стала расспра­шивать о Клыкове. «Я очень удивлялся, – вспоминает о. Михаил, – что матушка со мной так приветлива. Она разговаривала со мной, как с человеком, которого давно знает. Мне не хотелось ее утомлять, и я пытался выйти комнаты, но она меня не отпускала. Наш разговор о Клыкове продолжался до двух часов ночи. Она говорила, что будет там построено то и то, и свободно ориенти­ровалась в месте, где никогда не бывала. Слыша, как она называет будущие постройки, я изумлялся, зная нашу скудость».


     Заметив его недоумение, матушка Сепфора решила ему напомнить, что она Старица и не может вести пра­здных разговоров. Она сказала о. Феодосию, что у него два седых волоса в бороде и две маленьких родинки на правой ладони (она не могла этого видеть, так как была слепая). Обнаружив у себя все это, о. Феодосии понял, что матушка так вот обличила его помысел недоверия к ней. Узнав, что он строит в Клыкове деревянный дом, она сказала: «И строй, строй побыстрее... Я к тебе жить приеду».

Бываю так, рассказывал отец Михаил, что он ничего не говорит, не спрашивает матушку, а сидит возле нее и внутренне молится Господу и Богородице о чем-то, а матушка словно слыша его молитву, говорит ему то, что и есть ответ на его молитвенное прошение.


     Отец Михаил знал, что к матушке заезжают оптинцы получить благословение на сбор пожертвований. Она молилась о них, и дело шло, Оптина восстанавливалась... Матушка спросила о. Михаила: «Ты знаешь, как блаженные строят?» Он ответил: «Нет». – «Вот как дети, – продолжала – кубики складывают, играючи, так и мы – молимся, а сами все кубики складываем, чтобы дело делалось». Отец Михаил сказал, что у них в Клыкове нет ни рубля и что вот и вот они едут искать средств для восстановления храма. Матушка улыбнулась: «Все у вас будет, – и храм, и колокола, и домиков настроите, и забор сделаете... Я вас научу, как просить. Когда будете просить, не говорите «пожертвуйте», а «сотворите святую милостыню», и люди сами будут вам давать что имеют. Это слова священные... Сам Господь сказал: Милости хочу, а не жертвы (Мф. 12, 7).


     «Мы на следующий день поехали, – вспоминает отец Михаил, – и в Москве зашли в первую попавшуюся контору, прося помощи по матушкиному научению... Нам дали столько денег, что можно было начинать восстанавливать храм. На обратном пути мы побывали у матушки, благодаря ее за молитвы».


     В другой раз матушка Сепфора предсказала, что один из жертвователей подарит Клыковскому подворью машину. И даже научила, как выбрать из нескольких самую надежную. «Обращаюсь к ней с просьбой, говорит отец Михаил, – как нам не ошибиться, потому что машин много и все одинаковые...» Она отвечает: «Ну, ваша будет такая особенная: на ней крестик увидите, три троечки и число Ангелов»... И вот на второй машине я увидел крестик, нарисованный пальцем на пыльном капоте, а цифры, выбитые на кузове были те, которые и назвала матушка: 333144...»


     О многом предупреждала матушка клыковских иноков. Однажды она сказала отцу Феодосию, чтобы он готовился к постригу в мантию, и посоветовала купить серебряный крест. Она спросила его, какое он хотел бы имя получить в монашестве. Он ответил, что ему нравится то, которое есть – Феодосии. «А что, – заметила матушка, – Михаил тебе не нравится?» – «Действительно, – рассказывает отец Михаил, – скоро владыка мне назначил постриг в мантию. А крест я себе купил нательный. Потом же выяснилось, что владыка сразу назначил хиротонию, и мне понадобился крест священнический, о котором и говорила мне матушка».


     Как и сказал отец Илий, матушка действительно на­чала духовно окормлять насельников Клыкова. Ее поучения были не только практического характера (как, например, просить денег на храм и другие), но и чисто духовного, монашеского. Она говорила порой очень простые вещи, но здесь важно было то, что их говорит мудрая Старица. Простое получало глубину и наполненность небесным светом.


     Вот, например, неким инокам захотелось от суеты и разных забот убежать в какое-нибудь пустынное место. Когда матушке сказали это, она глубоко вздохнула, – да, она сама всю жизнь имела такое желание, очень естественное для монаха, но... «Радость моя, – сказала она, – пустыня везде». – «Где?» – «Вот», – коснулась она рукой груди. «В сердце?» «Да. Вот Он здесь с нами Господь... И Матерь Божия. Где их искать, если Они тут?»


     Пожаловался инок, что трудно бороться с унынием. «Ты не отступай, – сказала матушка, – Пришел сюда – не оборачивайся. Хоть какое тебе горе, хоть какая скорбь, пусть ругают, бьют – никуда... Скажи себе: тут мое место, не поддамся. Пусть говорят о тебе что угодно. Бери на себя все... Да и от кого терпишь-то, подумай: все одинаковые... Твое дело – бегай да бегай по послушанию, ни о чем худом не думай. И не устанешь».


     Спросили у нее, каким святым подражать лучше. «Серафима Саровского надо больше всех слушать, – сказала она о подвижнике как о живом. – А из давношних...» Она задумалась. «Давношние» – это великие монахи первых веков в Египте, Палестине, Сирии, Греции... Антоний Великий, Макарий Великий, Павел Препростый... Аммы Феодора, Сарра, Синклитикия... И продол­жила: «Э-эх, нам по-ихнему не жить, мы так не сможем. О них даже и говорить нечего – разве потянем? Помни близких: Амвросия Оптинского, Иоанна Кронштадтского... Собирай, кто поближе».


     Кто-то вопросил попросту: «Как жить, матушка? Та­кое время, кругом одни искушения!» «Вставай с постели, – ответила она, – и подходи к Господу: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас»... И проси все куда тебе и что. А то враг поведет. Выйдешь за порог там семь дорог, а тебе одна нужна... И молчи. Камешки в рот клади – и будешь спасаться. Встретится кто: «Что это с ним? Не разговаривает». А ты без внимания... Знай свое дело. И молитву держи: «Господи, Сокровище мое! Ты мое счастье... Ты мой покой... Пр­даюсь воле Твоей!» Не отходи от Него».


     Она говорила, что монаху молиться – значит рыдать.

 

 

 

© 2005-2018   Оптина пустынь - живая летопись