Блажен, кто веру сохранил
В свое высокое призванье!
Кому за подвиг в воздаянье
Всевышний быть определил.
Блажен, кто среди бед и зол
Соблюл евангельский глагол.
(Из стихотворения преп. Варсонофия Оптинского,
посвященного преп. Старцу
Амвросию Оптинскому.)
1.
Село Большая Липовица. Названо по речушке, что изворотливо бежит с
бескрайних тамбовских черноземов к реке Цне. Невелика речушка, а бегуча. Ночь
л звездная, день ли светлый, непогода ли – журчит, лепечет речушка, радуется
радостью дитяти малого… И не только полями бежит, а сквозь само время
пробегает. А вокруг села бескрайние поля тучного чернозема. Крестьяне – народ
рачительный, удобные ровные земли под посевы берегли, сами жались поближе к
речушкам, можно сказать, по неудобьям селились, по взгоркам да низинкам, тем
самым экономили землю под посевы. Липовых лесов было много. Росли они по
берегам речки. Потому и названа она – Липовица. А по ней названо и поселение.
Сейчас этих лип нет - весенние паводки сделали своё дело. Но в речке можно
обнаружить необхватные стволы деревьев. Торчат они, вымытые водой при прокладке
нового русла.
От Котовска до Большой Липовицы десяток верст. Едем с другом, доктором
Виктором Митрофановичем Молчановым на его новенькой «Приоре». Мы оба
пенсионеры, вольные казаки, куда захотели и когда захотели - полетели- поехали.
23 октября день памяти преподобного Амвросия Оптинского. Вот и едем мы
поклониться земле большелиповецкой.
А через месяц, 6 декабря 2012 года православная Русь отмечает 200-летие со
дня рождения святого, преподобного Старца.
Всегда интересно побывать на земле, которая дала миру какое-то светило, как
в данном случае на земле большелиповицкой, колыбели великого Старца
Дорога ведет полем. Слева в километре от дороги то смешанный лес, то
сосновый бор. Места ягодные и грибные. Наши друзья, знакомые, да и сами мы
нередко забредаем в этот лес. И пустыми не возвращаемся. В нынешнем году
особенно много было лесной земляники, а ближе к осени – грибов. Не помню такого
года, чтобы из леса несли корзинками белые грибы, подосиновики, лисички,
опенки, как в это лето. <…>
Дорога выводит к трассе Москва – Астрахань. Трасса напряженная. Машины на
больших скоростях летят в одну и другую стороны. С оглядочкой, осторожно
пересекаем трассу.
Минута езды, и из-за сосняка начинает открываться село. Речушка, мостик,
подъемчик – и мы в селе. Потянулись, побежали дома справа и слева. Дома все
явно постройки годов пятидесятых. Новых, современных домов наперечет. По обновлению
села, по стройкам можно легко определить доходы селян: они явно по нынешним
дорогим временам не ахти какие большие. Значит, как и везде по России, село
держится за счет пенсионеров. Скудновато живет село. Редко да редко увидишь
табунки гусей и уток, изредка у дворов гуляют куры, скота рогатого не видно ни
вдоль речушки на выпасах, ни возле домов. Корма дорогие, да и сил уже у
пенсионеров нет ходить за скотиной. А молодежь по городам разъехалась. Благо,
Котовск под боком, да и до Тамбова рукой подать. А больше на Москву устремились
молодые сельчане. И каких она размеров эта Москва? Сколько же она втянула в
себя добрых крестьянских рук со всей России да и из-за пределов России.
История Большой Липовицы уходит корнями в далёкое прошлое. По селу когда-то
пролегал тракт в сторону Воронежа, по которому шло много обозов с товарами. И
поэтому широкое распространение получили в своё время постоялые дворы для
ночлега.
Липовица основана крепостными крестьянами мелкого помещика Емельяна
Тычинского, впервые упомянуто в документах второй ревизской сказки 
1745 года,
как «деревня Липовица, что на речке Большой Липовицы». Дворовые и крестьяне
помещика были куплены и переведены им из разных мест. Всего в деревне жило 28
мужчин. Впоследствии население Липовицы из года в год росло за счет поселения
однодворцев и крепостных крестьян мелких помещиков. С 1762 года деревня стала
называться селом Липовицей. В нем проживали однодворцы (мужчин - 542, женщин —
549) и крепостные крестьяне (мужчин - 231, женщин - 278), принадлежавшие 21
помещику.
Деревня, а затем село формировались после того, как неподалеку, всего в пяти
километрах, был насыпан Татарский вал. В середине нашего пути мы этот вал
пересекаем. В нашей местности от него мало что осталось, его заездили,
разъездили, местами совсем запахали, сравняли с полем. А севернее, километрах в
десяти, под с. Покровкой вал блюдут как памятник истории. Там он сохранился в
первозданном виде. Вал защищал южную границу Российского государства от набегов
кочевников, крымских татар. Сооружение вала началось в апреле 1647 года и
продолжалось до 1655 года, но основные работы были завершены к осени 1647 года.
Вал насыпался вручную крестьянами и служилыми людьми. По окончании
строительства он представлял собой внушительное оборонительное сооружение. На
валу несли сторожевую службу казаки, перевезенные в эти места с Дона. И когда
набеги кочевников с южных степей прекратились, то под прикрытием вала и
сторожевых людей на плодородные земли стали селиться землепашцы. Таким образом
явно просматривается время становления Большой Липовицы как села. Это с
середины 17 по середину 18 веков.
Оставляем машину у дома знакомых. Идем по селу в сторону строящегося храма.
Идем молча. Но каждый думает: вот здесь, по этой земле бегал когда-то мальчик
Саша Гренков. Наверное, в зимние дни катался на салазках вот с этого пригорка,
который сбегает к реке. Или играл с детьми на льду замерзшей речушки. Шумно
играли, далеко их слышно по селу в морозном неподвижном воздухе. Известно же,
что Александр в детстве был мальчиком бойким, озорным даже. По себе знаем, что
такое бойкий и озорной мальчик так лет десяти. Родился он, как принято считать,
в день памяти святого Александра Невского 23 ноября 1812 года в семье пономаря
Михаила Федоровича, отец которого был священник. «В какое число было мое
рождение, — вспоминал впоследствии Старец, — не помнила и сама матушка, потому
что в тот самый день, как я родился, к деду в дом, где тогда жила моя мать,
съехалось много гостей (дед мой был благочинным), так что мать мою должны были
выпроводить вон, и она в этой суматохе и запамятовала, в какое именно число я
родился. Должно полагать, что это было около 23 ноября». И, говоря об
обстоятельствах своего рождения, отец Амвросий любил пошутить: «Как на людях
родился, так все на людях и живу».
Вдруг от одного дома побежала стайка ребятишек. Человек пять. На крыльцо
выбежала женщина и закричала вслед ребятишкам:
- Сашка! Ну, мошенник, приди домой! Я тебе уши-то отдеру. Ишь ведь чего
додумались, на козе кататься. Она вам что, лошадь, что ли! Я вот и отцу все
расскажу. Приди, приди домой, узнаешь меня!
И уже тише, сама для себя и для нас, проходивших мимо:
- Сладу нет никакого. То собак стравливают, то коту банку пустую к хвосту
привяжут. Шкодят и шкодят…
Женщина ушла в дом. Мы переглянулись:
- Вот тебе и новый Сашка озорует. На том же месте считай, где тот Сашка,
Гренков так же вот озоровал, - усмехнулся Митрофаныч.
- По-другому быть не может, детство есть детство. Пройдет еще двести лет или
несколько раз по двести, и новые Сашки все так же будут вырастать на этой
земле. Кто кем станет из них – неизвестно. Кто-то, может, новым святым, а
кто-то новым разбойником. Все не раз и не два повторится. Таков он род
людской…- рассуждал я вслед за Митрофанычем.
- Скажи, как все загадочно. Духовенство сельское. А что такое в то время это
духовенство? Те же крестьяне. Так же на земле трудились. Ну и службу вели,
церковью занимались. Дед Александра был священником, отец тут же при церкви
служил, пономарь, и Александр с малых лет прислуживал: пел духовные песни,
читал по церковным книгам. А каких высот достиг. Правда ведь, неисповедимы пути
твои, Господи, - тихо говорил Митрофаныч.- Затем для Александра духовное
училище, семинарий. Казалось бы, это путь рядового священника в то время. А он,
видишь ли…
- Судя по той информации, которая есть на сегодня, Александр не особо-то
стремился к службе в церкви. После окончания духовной семинарии в Тамбове он
где оказался? В Липецке. Учителем греческого языка. Четыре языка освоил в
семинарии: греческий, еврейский, французский, татарский и славянский. Это надо
же, как учили! Ныне, наверное, ни один самый престижный университет такого
объема не даст студентам. Да и студенты вряд ли воспримут столько – четыре
языка. В последнем классе семинарии перенёс какую-то опасную болезнь. Сколько
не пытался я найти – что же это за болезнь приключилась с ним – так ничего ни в
одних документах не нашел. Везде одно и то же: опасная болезнь. Ты доктор,
Митрофаныч, вот и скажи, что это такое – опасная болезнь. Какие тогда болезни
считались опасными?
- Какие сегодня считают опасными, такие и двести лет назад были. Что
поменялось? Онкологии было меньше. Сердечно сосудистых меньше. Зато туберкулез
легких, а иначе чахотка, косил, не щадил ни детей, ни молодых, ни старых. Не
исключено, что и Александр заболел чем-то подобным.
- И ведь как, дал обет постричься в монахи, если выздоровеет. А выздоровел и
вроде бы забыл об обещанном. Мир крепко держал его. Весельчак был, балагур,
душа компании, попеть, потанцевать – всех отставь, а его приставь. Читал кое-что
из воспоминаний его однокашников, студентов. Да молодой ведь. А в молодости
кому и что хочется?
<…>
Конец октября. Вчера было тепло, а сегодня северный ветерок подхватывает,
обыскивает довольно-таки нахально. <…> Из-за низких облаков, в просвет
небольшой на землю посмотрело солнышко. И сразу сделалось вроде бы теплее.
Яркой зеленью отозвался на солнечный свет молодой сосновый лес. Казавшаяся
серой трава на выпасе вдруг тоже проявилась зеленью. Просторно стало. И
строящийся храм вдруг стал пронзительно светло-зеленым с золотистым уже
поднятым главным куполом. Меня удивило впервые то, что храм имеет такой не
совсем обычный для храмов цвет. Светло-зеленый. С голубизной кажущейся. Как
молодоя весенняя трава.
Возле нас остановилась машина. Из нее торопливо вышли наши Котовские
художники: Виктор Миломаев и Руслан Мячин. Поздоровались. Давно не виделись,
разговоры пошли, что да как.
Митрофаныч спросил художников:
- Мы с Иванычем вот думаем, а почему храм в такой цвет выкрасили?
- Храм как называется, - усмехнулся Виктор Миломаев, - Собор Троицы
Живоначальной в Большой Липовице. А Троица, да еще Живоначальная какой цвет
имеет? Именно светлозеленый. Вот и храм таким цветом покрыли. И обрати внимание
на одежду священников, в летнее время, особенно в Троицын день, они службу
ведут в зеленых одеждах.
<…>
2.
Слева за огородами все так же, как и в далекие времена, текла, бежала
речушка Липовица.
Художники, а с ними и Митрофаныч пошли к храму, будто забыли обо мне. И
хорошо.
Мне захотелось подойти к речке. Я полегоньку приотстал от своих товарищей,
начал поглядывать между домами, где бы найти проход к речушке.
Из дома вышел мужик. Немолодой, седая щетина покрывала лицо. На меня
посмотрел с любопытством. Спросил:
- А чего это ты выглядываешь тут? А?
- Ограбить тебя хочу, - ответил я так же неприветливо.
- Меня-я-я? – удивился мужик. – Это с какого такого раза-то?
Внимательно вгляделся в меня и радостно спросил:
- Иваныч, это ты? Я сразу-то тебя не признал. Гляжу, вроде знакомый
какой-то. А теперь вот вспомнил, я тебя в Котовске видал. И не раз. 
<…>
- К речке я хотел пройти. Есть тут где?
- Да вон по моей меже и иди. Или вместе пойдем. А что к речке – то? Что в
ней интересного. Захламили ее. Глаза не глядели бы. Когда то была речка, а
теперь что, мельчает, ручеек кое - где еле видный. А ты, Иваныч, чего ж,
наверное храм новый приехал поглядеть.
- И храм поглядеть. Строится?
Мы по меже спускались к речке.
- Достраивается. Я там сторожу по ночам. <…> Здесь когда-то липы
росли. Это до меня еще. Ты про Амвросия Оптинского слышал? Вот, из наших мест
он. И храм в его память ставят. А сказывают, что Гренковы они. Это дед и
родители Амвросия-то. Теперь ни одной фамилии такой в Липовице нет. Куда все
подевались? Времени-то сколько прошло! Уму непостижимо. Так еще сказывали, что
из казаков они, Гренковы-то, родители-то старца нашего. Из казаков. Их много в
эти места привозили с разных краев. Они тут охраняли границу. Она ведь вот она,
рядом граница-то была. А уж куда все их отпрыски подевались – того ныне ни кто
не скажет. Может где в церковных книгах и есть какой след, да кто ж их видит,
книги-то эти. Вот. А коль липы были, то они же медоносы. Каждая взрослая липа,
когда она в цвету, то с нее пчелы с одной килограмм сто меду возьмут. Вот они,
Гренковы-то, пасеками владели. В церкви служили и бортничали крупно. Как медов
под осень накачают, так и повезли их на подводах по монастырям всяким.
Амвросий-то не иначе как на пасеках возрастал. За пчелами наблюдал, за их
жизнью, за их трудом нелегким. У них ведь вон как все справедливо да умно
устроено. Вот он наблюдал за ними и многое от них перенял, от их мудрости.
Потому и умником таким стал. Вон как, к лику святых причислили его даже. Вот
она и речка наша…
Речка текла в зарослях тальника, металась от берега к берегу. Как мечется не
устоявшаяся мысль. <…> Я
нашел подход поближе к воде. Стоял, вполуха слушал Михалыча. А в памяти
всплывало то, как однажды, будучи в Липецке и гуляя в соседнем лесу, Александр
Михайлович Гренков, стоя на берегу ручья, явственно расслышал в его журчании
слова: "Хвалите Бога, любите Бога..." Дома, уединяясь от любопытных
взоров, он молился, просил Божью Матерь просветить его ум и направить его волю.
В Тамбовской епархии, в селе Троекурово, проживал известный в то время
подвижник Иларион. Александр Михайлович пришел к нему за советом, и старец
сказал ему: "Иди в Оптину Пустынь - и будешь опытен. Можно бы пойти и в
Саров, но там уже нет теперь никаких опытных старцев, как прежде".
3.
Неподалеку от храма стоял Митрофаныч. Увидев меня, спросил:
- Ты куда делся? Подошли, оглянулись, а тебя нет. Жду тебя, перемерз весь.
Пошли постоим на заутрене, служба идет.
- А где?
- Да вот в этом помещении.
- Я помню здесь магазин был.
- Был, а теперь службу ведут здесь. Так сказать, молельный дом. Торговцев
изгнали…
- Нет, мне туда что-то не хочется. Не готов я. Не знаю устава, что там да
как. И нечего мне делать там. Вот подготовлюсь, тогда буду и исповедоваться, и
причащаться, и все прочее делать так, как заведено. А сегодня рано мне еще. Не
достоин…
- Ну, как знаешь, а я пойду хоть погреюсь там, - сказал Митрофаныч.
- Это другое дело. Пойди и погрейся.
Митрофаныч ушел в помещение. А ко мне вскоре подошел Виктор Миломаев Он
только что общался с художниками. Предложил:
- Пойдем дойдем до кладбища. Это метров двести отсюда. Там могила родителей
Амвросия.
- Быть не может, - изумился я,- сколько лет-то минуло!
- Говорю же тебе – пойдем, сам увидишь, если не веришь мне.
По пути Виктор мне рассказывал:
- Я ведь сам из Липовицы. Сколько с отцом пешком походили отсюда в Котовск и
обратно. Это уже в конце пятидесятых отец перевез нас в Котовск. Я даже помню,
как храм ломали здесь. Тот, который был до этого, до нового. Взрывали его. А он
покачнулся и устоял. Трещины по стенам большие пошли. Наверное взрывчатки
больше не было. Тогда стали протягивать троса, цеплять за трактор и дергать.
Так стены и положили. Рассыпались они на глыбы. И долго-долго лежали на месте.
- В каком году, говоришь, ломали храм? – спросил я.
- Да уж год точно не помню, маленьким я был, но так полагаю, что году в
пятидесятом.
- В пятидесятом. А построен прежний храм был 1883 году. Это что же, всего-то
чуть больше половины века простоял,- удивился я.
- А что ж особого. Вот они времена перемен и перестроек. Построить не успели
– давай ломать. Вот мы и дошли, видишь вон с угла синяя оградка, это и есть
могилка родителей Амвросия. Я когда в Липовице этим летом был на Пасху и на
Троицу, то подходил к могилке поклониться. Люди, которые на кладбище идут, мимо
могилки не проходят, подойдут, поделятся, чем богаты, покрестятся.
Свежая, покрашенная синей краской оградка, свежий белый крест. На могилке цветы.
На кресте металлическая пластинка. Подхожу ближе, читаю: 
«Здесь покоится прах
родителей преподобного Амвросия Оптинского Михаила и Марфы.» И какая-то робь
нашла на меня. Невольно рука потянулась перекреститься. Что я и сделал
троекратно. И низко поклонился, стоя перед крестом. Это что же получается?
Минимум как лет сто пятьдесят похоронены родители. Пласт времени никак не
укладывался в уме. Сердце то билось, то замирало. Мне виделось это сельское
кладбище той поры. Той, полутора вековой поры. Господи, да бывает ли такое,
чтобы до сих пор была могилка, чтобы люди знали, помнили и заходили на нее
поклониться тем, кто дал жизнь Великому Святому земли Русской.
- Виктор, что-то мне не по себе как-то. Почему могилка на отшибе, почему она
не в середине кладбища? Что-то здесь не так.
- Да я и сам в каком-то сомнении, хотя не раз уже здесь был,- ответил
художник. – Надо бы разузнать все доподлинно. Вот когда начали строить храм, то
тяжелая машина продавила землю и посела. Машину вытащили. Стали разбираться, почему
под машиной провалилась земля. И нашли склеп. А в склепе останки человеческие.
Может, перезахоронили сюда эти останки. Не знаю.
У храма стоял мощный кран. Готовились к поднятию купола на звонницу. Батюшка
отслужил молебен, купол подняли, закрепили. И увенчал храм еще один купол
золоченый, увенчанный православным крестом.
Мы походили по пустому храму. В нем вели роспись художники. Слесари
монтировали отопление. Столяры навешивали двери. До освящения храма в день
200-летия преподобного Амвросия Оптинского оставалось полтора месяца, то есть 6
декабря 2012 года.
<…>
Мы вернулись домой. И меня не переставали терзать сомнения по поводу свежей
могилки родителей Амвросия. У кого узнать? Кто мне откроет истину. И решил
обратиться в Тамбовскую епархию за разъяснениями.
«Уважаемые! Побывал вчера в с. Большая Липовица, посмотрел воздвижение
купола над звонницей строящегося храма, посетил могилку родителей Амвросия
Оптинского, поклонился им. И взяло меня сомнение: оградка, крест, надпись на
табличке - все свежее. Как и когда создана эта могилка? Жду с нетерпением, ибо
готовлю статью для публикации»
Ответ не замедлил явиться.
«Уважаемый Виктор Иванович! Этот вопрос Вы можете задать священнику
Авхадееву Максиму Сергеевичу (отец Максим) 8-910-758 -00-00. От себя могу
сказать, что это приблизительное место Их захоронения, т.к. могила была со
временем утрачена. Благодарю Вас за письмо. С уважением к Вам диакон Константин
Полозов».
Так я и предположил – могилка родителей Амвросия имитирована. Но это не
меняет суть дела: отведено место, где можно поклониться, поблагодарить
родителей Амвросия Михаила и Марфу.
И все же интерес разбирает: что скажет отец Максим. При подъеме купола я
увидел отца Максима впервые. Высокий, можно сказать, спортивный с благообразным
лицом, внимательным проникновенным взглядом, поставленным чистым голосом, о.
Максим внушал к себе доверие.
Думаю, днем, наверное служба идет, дел много на стройке, а к вечеру отец
Максим освободится, тогда я позвоню ему. Дождался вечера. Звоню. Чистый мужской
голос в трубке. Представляюсь, говорю, что из епархии рекомендовали обратиться
к вам. У меня один пока вопрос: могилка родителей Амвросия свежая, сделана
рядом с сельским кладбищем. Как это понять?
Отец Максим отвечает мне примерно так же, как ответили из Епархии:
- Это приблизительное место захоронения родителей Амвросия. Они похоронены
на сельском кладбище. А точно установить в каком месте уже невозможно. Сколько
лет-то минуло. Так что решили сделать так, как вы увидели.
Что тут возразить, земля – она везде земля. Ну, десять, ну, двадцать метров
в одну сторону, в другую - что это меняет. Ровным счетом ничего. А люди будут
приходить и поминать родителей преподобного старца Оптинского.
Еще я спросил отца Максима:
- А что это за слухи о провале, о захоронении в обнаруженном склепе?
- Склеп есть, признаки захоронения - останки человеческие, и не одного
человека - есть, а кто похоронен, когда похоронен – документов никаких нет.
Придется работать в архивах. Думаем на месте провала и склепа поставить
часовенку. Так что это пока тайна захоронения. Когда-то она будет открыта и
принесет много известий.
И я вдруг понимаю: наряду с тем, что возвышается, утверждается память по
преподобному Амвросию Отинскому, что похвально и благостно для людей,
преследуется и иная цель – паломничество по святым местам. Что Липовица со
временем станет местом, куда устремляются люди поклониться земле, которая
взрастила великого праведника. А это как? Да, в общем-то, приемлемо и это.
Разве плохо кому-то станет от того, что в Липовицу к храму Троицы
Живоначальной, воздвигнутому на малой родине Оптинского Старца устремятся люди
со всей России, из-за рубежа. И будет мудрость его, дух его наполнять сердца
людей. Вовсе не плохо и не осудительно. Хорошо бы маршрут проложить такой:
Большая Липовица – Оптина пустынь.
По тамбовской земле сотворяется свое Золотое кольцо: храмы и монастыри
Тамбова, Мичуринска, Моршанска, Рассказово, Пичаево, Мордово… И Мамонтова
пустынь. И Сухотинский женский монастырь. И вот теперь Большая Липовица - малая
родина Амвросия Оптинского…
Оглядывая сельское кладбище, могилку, вынесенную на простор у кладбища, друг
мой Митрофаныч, как человек хозяйственный и многоопытный, хоть он и
врач-гинеколог, о всех моих сомнениях рассудил так:
- Представь, что приезжают экскурсанты, паломники, человек сто или того
больше в дни праздников. И идут поклониться родителям Амвросия. А могилка их
где-то в середине кладбища. И что? И полезут по оградкам, по траве, по цветам.
Кладбище-то старинное, тесное стало. А местным жителям это понравится? Мне бы
не понравилось, если бы лазили по могилкам моих родителей. И никому не
понравится. Поэтому правильно поступили, что вынесли могилку на простор. Тут,
пожалуйста, хоть тысячную толпу собирай, пусть поклоняются, всем места хватит.
И я согласился с его доводами, представив воочию толпы экскурсантов на
сельском кладбище.
Митрофаныч предложил: давай пройдемся по старикам липовицким. Интересно, что
они знают о своем столь знаменитом земляке. С неохотой я согласился: что они
могут знать, если им не позволяли знать. Идем по селу. На скамеечке у оградки
сидит пожилая женщина. Одета тепло, осень ведь глубокая на дворе. Подходим к
ней, поздоровались, присели рядышком. Расспрашиваем. И ничего.
- Когда ломали прежний храм?
- Да когда я еще молодая была.
- А где же молились, крестились, венчались?
- Да кто где. Это ныне стали опять ходить помолиться, покреститься,
повенчаться, а в нашей молодости этого почти не было, редко да редко кто
тянулся в храм. В Царевку ездили. А больше в Тамбов. Теперь вон и в Бокино
церковь, и у нас, видите, какую красавицу возводят. А пойдет ли народ – не
знаю. Сомневаюсь что-то.
Подходят две молодые девушки, с ними парень.
- Бабушка, чего это ты рассказываешь такого интересного?
- Да чего я знаю, чего расскажу? Вот мужики спрашивают о храме, а я и
сказать-то ничего не могу им толком.
- А молодые как? – спрашивает Митрофаныч. – Вы о своем земляке святом
Амвросии Оптинском что-нибудь слышали?
Молодые переглядываются. Улыбаются. Не знают, что сказать. Наконец парень (он
студент) говорит:
- Недавно в институте лекцию читали о святых земли Тамбовской. Об Амвросии
упоминали. Я вроде бы знал, что он уроженец Липовицы, но как-то неуверенно
знал. Теперь вот только заговорили о нем, стали в газетах писать. А лет пять
назад что-то ни кто не вспоминал даже об этом.
Распрощавшись с пожилой женщиной, пожелав ей здоровья, мы пошли к месту, где
стояла наша машина. Шли молча. И только в машине я сказал Митрофанычу:
- Никакие нынешние старики ничего нового для нас не скажут. Вот сколько этой
бабуле лет? Ну, лет восемьдесят. Значит, родилась она в начале тридцатых годов.
После сороковых в пору молодости входила. Комсомолка, естественно. И песни пела
комсомольские. А о религии в то время вообще-то помалкивали. Откуда и что она
могла знать? И что теперь она может передать внучатам своим. Вот оно в чем
дело. Разорвана цепь великая, разорвана. Так что нынешние старики - это
комсомольцы пятидесятых, шестидесятых годов. Столетних, рожденных до революции,
нет уже в живых. Редко да редко кто где-то остался. А он уже сказать ничего не
сможет. Вернуть в лоно Церкви людей со временем можно, а вот напитать духом
боголюбия, духом Православия, Истинной веры – это надо чтоб сменилось не менее
трех поколений людей.
4.
Все дни была какая-то неуспокоенность. Что? В чем дело? Что я не уяснил для
себя? Не шел сон, не хотелось отдыха, мысли кружились над 
Липовицей. То улетали
далеко в сторону, я как бы смотрел на село, на новый храм с расстояния.
Представлял, как поднимался на взгорок, и первое, что видел – над землей вдали
начинал подниматься крест. И чем выше поднимался я, тем выше делался крест.
Затем купол храма. Сам храм. Деревья. Крыши домов. Дома. Или представлял себя поднятым
ввысь, откуда вижу село из конца в конец, лес с одной стороны от села, с другой
стороны бескрайние поля. И речку. И взгляд все больше притягивало к речкам. К
ним. К ним. Все или многое поменялось, выросли и упали деревья, построились и
пришли в ветхость избы, дома, а речка как бежала , так и бежит торопливо своим
путем. На земле, наверное, старше самой земли и рек на ней ничего другого нет.
И мне захотелось к речке, к Большой Липовице. Она что-то знает, она что-то
расскажет мне, чего не знаю я и чего очень хочу узнать.
Я не люблю застойную воду. Люблю бегущие речки, ручьи. Они мысль как бы
подхватывают и несут, несут ее вдаль.
Я запросил Митрофаныча: поедем. Надо мне в Липовицу. К речке надо.
И мы поехали. Остановились у моста. Сошли к воде. Узкая речка, а бежит
стремительно. Омуты, омуты… Густые тальники. Ветлы. Где узко, там кроны
соединяют два берега. Речка делает пологую дугу. И длинная улица повторяет за
речкой изгиб. В конце села мост еще один. Речка вырывается из-под него и
устремляется в луга. Заливные, мокрые луга. И в лугах разделяется, разбегается
по протокам, образуя острова и островки. Своенравная речка.
Молчит лес. Молчит осеннее село. Даже петушиного пенья не слышно. И собаки
приумолкли. Все в ожидании зимы. Начало ноября ведь. В нашей местности нередко
в эту пору ложится снег. Первый зазимок уже давненько был. А известно, что от
первого зазимка до зимы месяц срока. Вся природа приготовилась к глубокому
зимнему сну. И только речка бежит радостно, бежит, как, наверное, бежала и сто,
и двести лет назад. И бегал, и ходил возле речки Саша Гренков то в детстве, то
в студенческую пору, прибывая на побывки к родителям.
И когда мы в одном, в другом и третьем месте подошли к речке, тогда я понял,
зачем я здесь. Мне надо было мыслью вернуться далеко в глубину времени.
Вернуться, чтобы осмыслить роль и влияние Амвросия на больших писателей, на
Льва Толстого, на Федора Достоевского. Вот чего мне не хватало, знания о том,
почему это писатели единодушно выражали восторг перед умом и умением сказать слово
о. Амвросия. И какие писатели! А коли так, то насколько же он был велик в своей
мудрости, что даже несопоставимые до сих ни с кем из последователей Л.Н.
Толстой и Ф.М. Достоевский шли к нему, чтобы напитаться праведностью и
мудростью.
<…>
7.
Люди – есть кладезь мудрости, кладезь ума и духа. Молодой Александр Гренков
впитал в себя не только быт крестьянский, не только это «добывать хлеб свой
насущный в поте лица своего», но и мудрость народную, накопленную веками, но и
дух русского Православия. Он синтезировал в себе народность со всеми
положительными качествами: духовность, трудолюбие, гуманность. Синтезировал в
единое целое, божественное, и смог передать опять же в люди их же людской опыт,
мудрость. Передавал через каждого отдельного человека. Передавал и через
писателей, труды которых постигли миллионы и миллионы людей во всех сторонах
земного шара. Таким образом, народная мудрость в концентрированном,
неразведенном виде возвращается в сам же народ. Происходит некий круговорот
мудрости, духа в природе людей. И нельзя разрывать этот круговорот, дабы не
делать людей опустошенными, не помнящими родства, перестающими понимать друг
друга. Попытки разорвать этот круговорот приводили лишь к духовным и физическим
страданиям человека. Не то ли с нами происходит вот уже около ста лет, с самого
1917 года? Разорван круговорот духа и мысли. Как срастить его?
Виктор ГЕРАСИН
Источник: www.rospisatel.ru
