Введенский собор
Спаситель сказал:
В терпении вашем стяжите души ваша. Человек, не желающий охотно переносить несчастий жизни этой, не имеет власти над собою: он, так сказать, бежит от самого себя. Но человек, охотно и без роптания переносящий бедствия, посылаемые Провидением, находится в мире с самим собою и Богом. Быть малодушным и нетерпеливым - значит желать того, чего не имеем, желать свободы от всякого зла, совершенно несообразной со свойством ограниченной природы человеческой, или значит не желать того, что имеем, не желать пользоваться силами, данными нам для перенесения несчастий. Малодушие и нетерпение показывают, что человек увлекается страстями сердца своего, которых обуздать не может ни разум, ни вера. Несчастье, которое терпит человек, перестает быть несчастьем, если он терпит его охотно и со смирением. Для чего же нетерпением и ропотом из мнимого зла сделать себе зло истинное? Внутреннее спокойствие находится не в чувствах, а в воле. Оно нимало не нарушается и самою сильною горестью, если воля остается твердою, спокойною и покорною Промыслу.
Слыша ропот и негодование человека, находящегося в несчастии, можно подумать, что он самый невинный в мире, что весьма несправедливо не позволено ему быть в раю земном. Но пусть он вспомнит все грехи свои перед Богом, пусть основательно размыслит о глубине своего развращения, о своем недостоинстве пред Богом: тогда он, без сомнения, согласится, что правосудие Божие имело причины наказать его несчастьем. Тогда вместе с блудным сыном, в глубоком смирении, скажет он: "Согреших на небо и пред Тобою! Я знаю, чем должен я Твоему правосудию, но мое сердце неспособно дать Тебе удовлетворение. Ежели бы Ты простил мне преступления Закона Твоего, мое сердце не почувствовало бы благодарности к Тебе: оно более бы удалилось от Тебя. Но Твоя милосердная Десница сама исполняет надо мною то, чего исполнить я сам никогда не был бы в состоянии: она поражает меня, будучи побуждена к тому Твоею благостью; поражает, дабы исцелить мои душевные раны. Дай мне силу переносить терпеливо Твои спасительные удары! Грешник должен с благодарностью принимать от Тебя их, как способ возвращения к Тебе, которого избрать он сам не имел бы ни мудрости, ни силы. Твое милосердие ко мне, сыну погибели, пригвоздило некогда ко кресту Единородного Сына Твоего и соделало Его Мужем болезней... Пусть же страдальческий образ Его показывает мне непрестанно, что я должен более страшиться мучений вечных, нежели мучений, уготовляющих мне вечное Царствие с Сыном Твоим..."
Образцом терпения всяких скорбей, даже до скорби смертной, были всегда для нас наши великие старцы. Таким крестоносцем терпения был и старей Леонид, в схиме Лев, отшедший ко Господу в монастыре нашем 11 октября 1841 года, - с небольшим, стало быть, семь лет тому назад. Я жил при его старчествовании в обители нашей более десяти лет. Вся жизнь этого великого старца была скорбь и гонение; по неисповедимым путям Божественного Промысла, проходя в мир горний вечного радования, он и перед самым исходом души своей из тела призван был потерпеть тяжкие страдания. У меня сохранилось письмо одного из ближайших учеников его, строителя Тихоновской пустыни, Геронтия, к одной боголюбивой особе, и в письме этом изображена кончина этого истинно "до конца претерпевшего" подвижника веры Христовой.
"Предчувствуя, - так пишет о. Терентий, - скорое скончание свое и отшествие к Богу, батюшка, в бытность в нашей обители, сказал:
- Не увижу я, видно, трапезу новую...
- В то время, за благословением его, она начала строиться.
Мы же ответили:
- Может, Господь и продлит вашу жизнь и нас утешит?
Но он говорил:
- Нет, едва ли до зимы проживу; уж я отъездился к вам и не буду здесь больше.
И давал конечное решение в недоумениях. Одному князю московскому (имени его не могу означить)говорил:
- Поживи, если хочешь, до ноября и схоронишь меня.
Но ему так удивительны показались эти слова, что он не решился остаться. Когда же дошло до него известие о кончине батюшки, то от сбивчивости его слов весьма удивился и писал: "Неужели сей светильник получил скончание дней своих?". О чем и послано было к нему уверительное известие.
В первых числах сентября начал батюшка ослабевать здоровьем, но до 15-го числа еще ходил по келье, а в праздник Рождества Богородицы и Воздвижения Честного Креста Господня, на всенощном бдении, которое по болезни его служили у него в келье, во время положенное сам кадил, но был поддерживаем и пел по силе своей величание. 16 числа, по своему желанию, был особорован св. елеем при множестве братии, любивших его, куда я нечаянно подоспел со своими сотрудниками: о. Сергием, о. Михаилом и о. Ефремом. И удивительно нам было смотреть, отчего такое большое стечение братии, ибо никому не сказывали и хотели тайно от всех, кроме священных особ и им сослужащих сие исполнить. Это было желание самого батюшки нашего. От сего дня более начал он готовиться к общему долгу - смертному часу и при прошении молитв от приходящих братии утешал их своим благословением; иному при том давал книгу, иному - образ и никого не оставлял без утешения. В 28 день сентября по его желанию был сообщен Св. Христовых Тайн, и над ним был пропет канон исходный. Это удивительно было и ужасно всем. Размысля в себе скорое свое сиротство, начали братия просить его, дабы не оставлял их в скорби. Он же, слыша сие и видя, возмутился духом и, мало прослезившись, сказал:
- Дети! Если у Господа стяжу дерзновение, всех вас приму к себе. Я вас вручаю Господу: Он вам поможет течение сие скончать, только вы к Нему прибегайте - и сохранит Он вас от всех искушений. А о сем не смущайтесь, что канон пропели: может быть, и еще раз шесть или семь пропоете.
Что и случилось на самом деле, ибо по его слабости канон сей пели от 28 сентября до 11 октября восемь раз и двенадцать раз сообщали его Св. Христовых Тайн. Пищи же никакой не мог вкушать!
От 28 сего сентября начал более ослабевать силами, а 6 октября не стал уже и вставать, но, на смертном одре лежа, взывал умиленным гласом:
- О, Вседержителю, о. Искупителю, о, Премилосердый Господи! Ты видишь мою болезнь: уже не могу более терпеть - приими дух мой в мире!
А потом:
- Господи, в руце Твои предаю дух мой!
А после сих произношений непрестанно взывал и к Божией Матери, Преблагословенной Богородице, прося от Нее помощи. К приходящим же отцам и братмям говорил:
- Помолитесь, чтобы Господь скорее сократил жизнь мою!
Но потом, паки повинуясь воле Божией и возлагая себя на Его Промысл, взывал:
- Господи! Да будет воля Твоя, и якоже Тебе угодно, тако сотвори.
И так продолжал подвиг свой до утра 11 числа. Утром же 11 октября в 20 минут 10-го часа начал креститься и говорить:
- Слава Богу! Слава Богу!
И сказавши много раз эти слова, помолчал мало и обступившим его потом сказал:
- Через час милость Божия на мне будет.
И через час с того времени, как сказал это, начал более веселиться духом и радоваться сердцем и, хотя в трудах болезни, но уповая на будущее воздаяние, не мог скрыть лица, которое все более и более стало светлеть. Когда приблизился вечер и заблаговестили к вечерне, он, услышав звон, приказал читать вечерню и слушал оную, а каноны велел оставить. Сам же начал говорить:
- Слава Богу, слава Богу!.. Слава Тебе, Господи! И богомудро, великою пользою исполненные, давал вопрошающим его ответы. Простясь со всеми, послал нас ужинать, оставив при себе только одного брата, который, заметивши его редкое дыхание и быстрый взор на икону Пресвятой Богородицы, в ту же минуту позвал нас; но уже батюшка перестал говорить. Мы, видя его кончину, прослезились. Но он, посмотревши на нас, перекрестил сам себя, а потом, сложив руку, благословил ясно всех нас предстоявших и опять взглянул на икону Божией Матери, как будто просил о нас заступиться. После сего закрыл глаза и отошел в небесные селения в 7 часов и 20 минут вечера 12 числа октября.
По кончине батюшки нашего приближенные старца и братия начали советоваться, где погребсти его тело, и у всех явилось желание положить его в монастыре против придела Св. Николая Чудотворца
Введенской церкви и предложили о сем игумену, на что он изъявил согласие. Удивления достойно, как при сем сбылись слова батюшки, которые мы, однако, припомнили уже после похорон: он еще при жизни своей, как бы шутя, уговаривался с находившимся в монастыре, где он старчествовал, Алексеем Ивановичем Желябужским, скончавшемся там же в июне, и говорил ему:
- Старец! Мы с тобою рядышком ляжем и бок с боком.
Так и лег с ним рядом.
Достойно еще удивления, что тело батюшки, находясь во гробе до третьего дня, согрело всю одежду и даже немного доску гроба; ручки же его были весьма мягки и имели особенную белизну. Между тем, он, бывши больным, имел и руки, и все тело холодным и многим любящим его говорил:
- Когда получу милость Божию, то тело мое согреется гораздо теплее.
Это мы и увидали на самом деле. Особливо же о сем говорил батюшка своему ближайшему и любимому келейнику Иакову.
При погребении народу было множество, как в великий праздник, и, по любви к старцу, его тело целовали со слезами и прощались непрерывно четыре часа.
Такова награда от Бога еще здесь, на земле, богоугодному терпению. Какова же она там, на небе?!
Источник: С.А. НИЛУС
«Святыня под спудом. Тайны
православного монашеского духа»
