«ХРИСТИАНСТВО НЕ УЧЕНИЕ, А ЖИЗНЬ»

Священномученик протоиерей Сергий Мечёв родился в Москве 17 сентября 1892 года в семье известного православного Старца и проповедника отца Алексия Мечёва (память 9 июня), настоятеля храма Святителя Николая в Кленниках на Маросейке. Батюшка отец Алексий очень любил своего сына Серёжу и желал иметь его своим преемником, но он не хотел оказывать на него давление и поэтому дал возможность сыну получить светское образование. Сначала он отдал сына в Московскую детскую школу Валицкой, а затем в Московскую 3-ю гимназию (1902-1910). В 1910 году Сергей окончил гимназию с серебряной медалью и поступил на медицинский факультет Московского Университета.

Вскоре он перешёл учиться на словесное отделение историко-филологического факультета, которое окончил в 1917 году. Он был из числа пяти учеников профессора Г.И.Челпанова, принявших впоследствии священный сан.

  Во время войны в 1914 году Сергей Алексеевич оставил учёбу и добровольно поступил братом милосердия в один из санитарных поездов, работавших на Западном фронте. Он служил в прифронтовой полосе во втором подвижном лазарете Красного Креста Московского Купеческого и Биржевого общества. В июне 1916 вернулся с фронта и продолжил занятия в университете. В 1917 Сергей по окончании университета был призван в армию, служил в Москве. К 1918 он был демобилизован по состоянию здоровья. В лазарете Сергей познакомился с сестрой милосердия Евфросинией Николаевной Шафоростовской (Шафоростовой?), которая в 1918 стала его женой.

Одновременно с учёбой в Университете Сергий Алексеевич принимал участие в работе студенческого богословского кружка имени святителя Иоанна Златоустого, организованного наместником Чудова монастыря епископом Арсением (Жадановским). На заседаниях кружка читались и обсуждались доклады на различные темы богословского характера.

В 1917 году была создана комиссия по сношению с гражданской властью Русской Церкви. В число членов Комиссии вошёл и Сергей Алексеевич. В этот период ему пришлось часто бывать у Святейшего Патриарха Тихона, который очень его полюбил.

Помимо этого, в 1918 Сергей Алексеевич служил в Москве на должности руководителя районного детского сада. Затем педагогом-инструктором по дошкольному воспитанию. Кроме того, до 1922 он был секретарём медицинского журнала.

Решение принять священство было связано у Сергея Алексеевича с поездкой в 1918 году в Оптину пустынь, где он получил на это благословение Старцев отца Анатолия и отца Нектария Оптинских.
  
В 1919 году, когда на Св. Церковь Православную начались жесточайшие гонения, Сергей Алексеевич бросил светскую карьеру и принял рукоположение во священный сан: 12 апреля 1919 — в Лазареву субботу — во диакона, а затем — 17 апреля, на Страстной неделе в Великий Четверток — во иерея. Рукополагал его в Свято-Даниловом мужском монастыре священномученик архиепископ Феодор (Поздеевский, память 10 октября).

Служил о. Сергий рядом с отцом в храме на Маросейке. Этот приход называли «мирским монастырём», — имея в виду не монастырские стены, а паству-семью, связанную узами любви и единым духовным руководством. Послушание духовному отцу, очищение совести покаянием («сущность исповеди есть самопосрамление, исповедь есть страдание кающегося и сострадание ему священника», — говорил отец Сергий), частое причащение, ежедневные уставные службы (обедни на Маросейке начинались в 6 утра, и прихожане могли попасть на работу вовремя) — всё это создавало условия для подлинной духовной жизни. «Христианство не учение, а жизнь», — часто повторял отец Сергий.

Батюшку о. Алексея и сына его молодого священника о. Сергия Мечева связывала большая и нежная любовь, но, несмотря на это, о. Сергий первое время своего священства не вполне понимал отца.
Батюшка по своей горячей любви к ближнему и видя душу приходящего к нему человека, очень часто становился выше строгих дисциплинарных требований устава: исповедовал во время литургии, часто причащал. «Ну, как я откажу в исповеди, – говорил он, – может быть, она последняя надежда человека, может быть, оттолкнув его, я причиню гибель, вред его душе. Христос никого не отталкивал от Себя. Вы говорите: «закон». Но там, где нет любви, закон не спасает, а настоящая любовь есть исполнение закона!»

Как сам о. Сергий рассказывал, ему очень хотелось хоть раз отслужить самому без батюшки и все сделать по-своему, как ему казалось правильным, но долго не представлялось к этому случая. Наконец он настал: батюшке нездоровилось, и о. Сергию пришлось служить одному. «Ну, думаю, – рассказывал он, – теперь-то я не допущу никаких непорядков. На исповедь приходит девушка. «Вы исповедаться?» – «Да». «А на вечерне были?» – «Нет, батюшка, у меня работа вечерняя». – Что же делать? Пришлось ее допустить до исповеди и причастия. Следующая была старушка. «Ты на вечерне была?» – «Нет, батюшка, не могла». «Как же не могла? Ведь ты не работаешь, всегда дома. Не могу я тебя исповедовать!» – «Батюшка, я едва выбралась. Ведь мне приходится с детьми сидеть, и так меня еле отпустили» Пришлось и ее исповедать. Только она отошла, вдруг какой-то незнакомый мужчина без спросу летит прямо в алтарь. Тут уж я не стерпел: досталось этому мужчине. А он и из храма ушел. Только ушел, а следом бежит ко мне женщина: «О. Сергий! Не приходил ли сейчас муж мой? Его батюшка хотел видеть. Я его едва уговорила!» Этого-то человека, которого привести к батюшке стоило многих хлопот, а о. Алексею, может быть, многих молитв, я, можно сказать, прогнал. Долго потом его нельзя было уговорить придти к батюшке».
Это был первый урок, показавший о. Сергию, как прав был батюшка со своими «непорядками», и какую беду наделал бы о. Сергий своим «законничеством».

О. Сергий отдавал своей пастве все свои силы, и духовные и физические, а его зачастую не понимали, роптали. Бремя Батюшкиного наследства иногда становилось для него неудобоносимым. Но все же он решил остаться, ведь Батюшка вымолил, чтобы он стал священником и принял после него паству. И Господь за молитвы Батюшки и за труд о. Сергия и многих его духовных детей «со искушением сотворил и избытие».

К о. Сергию людей привлекала его личность, пламенность его веры, его любовь к Церкви, его глубокие по содержанию и действенные проповеди. У о. Сергия было много неоценимых качеств для того, чтобы быть руководителем, и первое из них – требовательная и чуткая, неподкупная совесть, необыкновенная искренность и отсутствие всяких поз, глубокий ум и сердце, чуткое ко всему прекрасному, ревность и знание святоотеческого учения о духовном пути, желание идти путем добрым, унаследованная от отца способность хорошо разбираться не только в духовных, но и в житейских ситуациях, и, наконец, доброта и отзывчивость к настоящему страданию других. О. Сергий не терпел никакой неискренности, фальши и этого же требовал от детей своих, прививая им это всем своим существом, словом и примером.

Несмотря на свою строгость, когда дело касалось какого-либо действительного горя или болезни духовного чада, о. Сергий был само сочувствие, старался все устроить, все сделать, найти врача и лекарства, даже материально помочь, когда это было ему возможно.

Особенно характерным для руководства о. Сергия было постоянно повторяющееся им учение о индивидуальной мере для каждого человека, в соответствии с его физическими и душевными силами в соответствии с его духовными силами и возрастом.

Особое место в жизни Маросейки занимали проповеди отца Сергия. В двадцатые годы в Москве можно было слышать многих известных проповедников. Но проповеди о. Сергия носили совершенно особый характер. Он никогда не говорил от себя, по собственному самомнению. Но через проповеди старался передать живой опыт Святых Отцев Церкви. Слушая их, нельзя было оставаться только слушателем. Возникало непреодолимое желание испробовать на себе, в своем опыте все то, о чем он говорил.

По условиям времени и в согласии со своей совестью, о. Сергий оказался не только настоятелем храма и руководителем многих духовных детей, но и церковным деятелем. В одном письме 1932 года о. Сергий вспоминал о тех моментах, когда ему пришлось бороться за Церковь и противостать многим.

Первый – обновленчество. Еще в предреволюционные годы среди интеллигенции и некоторых церковных деятелей существовало мнение, что Церковь, если не умерла, то находится в параличе, что надо принять какие-то решительные меры к ее оживлению, что надо вернуться к первохристианскому строю жизни и Богослужения, отметать позже установленные Церковью правила, согласовав новые с требованиями современной науки, культуры и, вообще, современной жизни. Многие искренне заблуждались, не понимая настоящей духовной жизни.

В смутное для Церкви время первых послереволюционных годов нашлись недобросовестные люди, которые использовали лозунги «обновления» в своих корыстных целях: воспользовавшись трениями, которые возникли между Патриархом Тихоном и властями, они обманом захватили власть в Церкви в тот момент, когда Патриарха арестовали по «Делу об изъятии церковных ценностей» и организовали свое «Высшее церковное управление», стараясь подчинить ему всю Русскую Церковь. Многие епископы противостали этому, но они были разъединены, многие из них были арестованы. Приходское духовенство, привыкшее до революции к безпрекословному повиновению власть предержащим, хотя в большинстве своем не принадлежало к числу идеологов "Живой Церкви», все же не сумело разобраться в создавшейся ситуации, и подчинилось ВЦУ, прекратив поминовение заключенного Св. Патриарха Тихона. В Москве лишь единичные приходы сохранили верность «Тихоновской» Церкви. В числе их были Данилов монастырь и Маросейка. О. Алексей и о. Сергий Мечевы всей душой чувствовали, что Церковь есть Тело Христово и источник освящения всего мира. Она со всеми Своими Таинствами и богослужением свята во веки. Они знали, что надо не «обновлять» Церковь, а смиренно идти к Ней и учиться у Нее, пользоваться Ее Наследием, Св. Таинствами для собственного духовного перерождения и исправления, становиться Ее членами через покаяние и Св. Причащение для «обновления в себе образа Святого Божия». Сама же Церковь в существе Своем свята и непорочна и не нуждается в искусственном оживлении, обновлении или исправлении.