9/22 марта почил насельник Оптиной пустыни схиигумен Феодосий (Поморцев).
Схиигумен Феодосий (Александр Васильевич Поморцев) родился в 1854 году. В Оптиной пустыни он был духовником богомольцев и ризничим, а с 1912 года – скитоначальником (после перевода преподобного Варсонофия настоятелем в Голутвин монастырь).
Отец Феодосий одновременно являлся духовным сыном и духовником преподобного Варсонофия. Однажды приходит он к старцу и говорит: «Батюшка, вот к вам ваш сынок пришел!» – «Какой он мне сынок, – возразил, улыбаясь, отец Варсонофий, – мы с ним ровня». Улыбнулся и сам отец Феодосий: оба они знали, что он был именно «сынком» и относился к старцу с младенческим смирением.
Несмотря на требовательность скитоначальника, братия любила и уважала его, называя мудрецом. Во время тяжелой болезни преподобного Варсонофия 11 июля 1910 года отец Феодосий постриг его в схиму (восприемным отцом старца стал тогда преподобный Нектарий).
Архимандрит Антоний (Медведев), впоследствии архиепископ Сан-Францисский, вспоминал об отце Феодосии: «…Про него рассказывали, что он, любя читать акафист Божией Матери, желал знать его наизусть. И когда скончался его наставник, старец Феодосий, завернувшись в его одеяло, вдруг стал читать на память Богородичный акафист, получив этот дар, как Елиссей с милотью Илииною57».
Отец Феодосий не сомневался в святости своего старца, преподобного Варсонофия. Так, собрался как-то раз отец Феодосий в Калугу по делам к архиерею. Второпях он не обратил внимание на рясу, которую ему подал его келейник, и тот уже в пути сказал, что подал ему рваную рясу. Отец Феодосий не только не огорчился, но даже обрадовался: ряса принадлежала его покойному старцу, и отец Феодосий счел этот случай за доброе предзнаменование. И действительно, дело его окончились так, как он хотел.
Однажды, после кончины преподобного Варсонофия, прилег отец Феодосий на койку и вдруг видит, что прямо против него сидит покойный старец и пристально смотрит на него. Отец Феодосий не мог пошевельнуться от чувства благоговейной радости. Видение продолжалось довольно долго и надолго оставило ощущение благодати в келлии и душе скитоначальника.
Во время болезни настоятеля Оптиной пустыни архимандрита Ксенофонта, а также после его смерти до назначения нового настоятеля отец Феодосий исполнял его обязанности. В 1915 году иеромонах Феодосий был возведен в сан игумена.
Подобно своему старцу, отец Феодосий обладал редким даром рассуждения. Так же, как и он, отец Феодосий отдавал много времени интеллигентной молодежи. И. М. Концевич присутствовал при том, как отец Феодосий поучал молодых художников, наставляя их против модернизма в живописи. Среди них был молодой Л. А. Бруни.
Один раз сильно провинился перед отцом Феодосием один скитский монах, и тот сделал ему строгое внушение. Всю ночь не спал монах, размышляя, как бы вымолить у него прощение. Вдруг под утро дверь его келлии открылась и к нему вошел сам скитоначальник. Не успел перепуганный монах вскочить с койки, как отец Феодосий упал ему в ноги, прося прощение. Монах так и обомлел! Оказалось, что батюшка отец Феодосий, заметив его горе и раскаяние, сам не спал всю ночь, жалея его и упрекая себя в чрезмерной строгости.
Митрополит Вениамин (Федченков), будучи архимандритом, посещал Оптину и оставил воспоминания и об отце Феодосии: «…В скиту был обычай – вечерние молитвы совершать в домике отца скитоначальника. После этого мы все кланялись отцу Феодосию в ноги, прося прощения и молитв, и постепенно уходили к себе. А если ему нужно было поговорить с кем-либо особо, то он оставлял их для этого после всех. Но на этот раз отец Феодосий оставил всех. Братии в скиту было немного. После «прощения» он обращается к отцу Кукше и довольно строго спрашивает:
– Кто благословил тебе разрешить отцу архимандриту (то есть мне) служить ныне литургию?
Отец Кукша понял свою вину и без всяких оправданий пал смиренно в ноги скитоначальнику со словами: «Простите меня, грешного! Простите!».
– Ну, отец архимандрит не знает наших порядков. А ты обязан знать! – сурово продолжал выговаривать отец Феодосий.
Отец Кукша снова бросается в ноги и снова говорит при всех нас:
– Простите меня, грешного, простите!
Так он и не сказал ни одного словечка в свое оправдание. А я стоял тоже, как виноватый, но ничего не говорил... Потом, с благословения начальника, мы все вышли... И мне, и всей братии был дан урок о послушании... Действительно ли отец Феодосий рассердился или он просто через выговор смиренному отцу Кукше хотел поучить и других, а более всего – меня, не знаю. Но на другой день утром вижу в окно, что он, в клобуке и даже в мантии, идет к нашему дому. Вошел ко мне в келлию, помолился перед иконами и, подавая мне освященную за службой просфору, сказал:
– Простите меня, отец архимандрит, я вчера разгневался и позволил себе выговаривать при вас отцу Кукше.
Не помню теперь, ответил ли я что ему или нет. Но вот скоро встретился другой случай. В Калужскую епархию приехал новый архиерей: епископ Георгий (после убитый в Польше архимандритом См [Латышевым]). Он был человек строгий и даже крайне властный.
День был солнечный. Утро ясное. Вижу, отец Феодосий направляется с отцом Кукшей к храму святого Иоанна Предтечи. Я поклонился. Батюшка говорит мне, что ныне он с отцом игуменом монастыря едет в Калугу представляться новому владыке:
– Вот сначала нужно отслужить молебен.
А я про себя подумал: монахи едут к общему отцу епархии и своему, а опасаются, как бы не случилось никакого искушения при приеме... Страшно...
В это время отец Кукша отпер уже храм и мы двинулись туда. На пути отец Феодосий говорит мне:
– Вы знаете, отец Кукша – великий благодатный молитвенник. Когда он молится, то его молитва – как столп огненный летит к Престолу Божию.
Я молчал. И вспомнил выговор этому столпу: видно, было нужно это и ему, и всем нам…»58.
«Запишу разговор со мною отца Феодосия о монашестве моем...
– Вы для чего приняли монашество? – спросил он меня.
– Ради большего удобства спасения души и по любви к Богу, – ответил я.
– Это – хорошо. Правильно. А то вот ныне принимают его, чтобы быть архиереями «для служения ближним», как они говорят. Такой взгляд – неправильный и несмиренный. По-нашему, по-православному, монашество – есть духовная, внутренняя жизнь; и прежде всего – жизнь покаянная, именно ради спасения своей собственной души. Ну, если кто усовершится в этом, то сможет и другим послужить на спасение. А иначе не будет пользы ни ему, ни другим»59.
«И в скиту, и в монастыре не было обычая и разрешения ходить по чужим келлиям без особого послушания и нужды. И я не ходил. А однажды зашел-таки по приглашению к одному монаху, но после получил от отца Феодосия легкое замечание:
– У нас – не ходят по келлиям.
Вероятно, и пригласивший меня получил выговор. Хотя наша беседа с ним была не на плохие темы, а о святых отцах и их творениях, но раз – без благословения, то и хорошее – не хорошо...»60.
С виду высокого роста, полный, тихий и сосредоточенный, отец Феодосий слыл мудрецом. Говорил басом, был смуглый, с проседью в волосах. Когда-то, говорят, был келейником у старца Нектария.
Он скончался 9/22 марта 1920 года и был погребен у южных дверей Введенского собора монастыря.