Блажени не видевший и веровавше.
Ин. 20, 29.
Давно, очень давно случилось это. Я был тогда и молод, и горяч, и любопытен. С детства не вложена была в мое сердце живая и чистая вера в Господа. И чем старше я становился, тем более закрадывалось неверие в душу мою. Я не умел верить, я все хотел узнать своим умом, своим чувством. И вот как Господь Милосердый вразумил меня.
Стояла свежая, ранняя весна. Великим постом пришлось мне заехать по делам службы в небольшой губернский город. В семи верстах от города, на холме, высился красивый мужской монастырь. Там почивало много святых мощей.
Я очень любил пение и часто приезжал в монастырь послушать хор иноков; пели они действительно прекрасно. Было у меня в монастыре несколько знакомых монахов, и я часто ночевал у них.
Целые вечера, бывало, спорили мы о разных предметах веры; я открыто смеялся над их верой, над их благоговением к святым мощам, и смело заявлял я, несчастный, о своем неверии. Монахи ужасались и принимались меня усовещивать. Из всех особенно нравился мне один монах – это был высокий, статный отец Ириней. Рода он был знатного, очень образованный и умный человек; его худощавое и слегка желтоватое лицо с большими черными глазами поражало своей строгостью и святостью. Я часто подолгу беседовал с ним.
На четвертой неделе Великого поста выбрал я теплый денек и отправился в монастырь. Поглядел я на храм, послушал пение монахов и отправился в келью отца Иринея, с намерением переночевать.
За разговорами не заметили, как уже стемнело, но мы все еще не умолкали; изредка слышались удары сторожа в чугунную доску. Монастырь спал.
«Нет, вы это бросьте и из ума выкиньте ваше неверие, – говорил отец Ириней, – тяжкий грех неверие, и тяжко накажется Господом». «Ну, а если бы я на деле доказал вам, отец Ириней, что все вы заблуждаетесь, поверили бы вы мне?» – спрашивал я. «Что вы говорите, опомнитесь! Не глупее нас с вами были наши отцы, деды, а поверили сему. И верит уже целые века Церковь Православная, верили и верят миллионы людей православных. Наконец, прочитайте жития святых... Как же можно сомневаться в святости угодников Божиих и нетленности их мощей? Что вы!.. Бог с вами!» – толковал отец Ириней.
Я промолчал, но сам затаил в сердце дерзкую мысль. «Так и сделаю», – решил я и лег спать, ничего не сказав отцу Иринею.
Уснуть я не мог на жесткой постели монаха. Отец Ириней долго молился и, наконец, задремал на полу, в уголке.
Убедившись, что он спит, я тихо встал, кое-как оделся и поспешно вышел из кельи. На востоке белела предрассветная полоска, звезды начинали гаснуть. Ветерок освежал мне лицо. Я пошел прямо к храму. Он был открыт. При слабом мерцании лампад едва можно было различить образа и очертания храма. Двое монахов суетились около правого придела и не обратили внимания на меня. Скоро должна была начаться служба. На минуту мне стало страшно. Я прошел в левый придел к раке почивавших там святых мощей, остановился около них и огляделся; у открытой раки горела лампада. В храме никого не было, монахи, верно, вышли. Вновь какой-то внутренний страх захолодил мое сердце. Я постарался усмехнуться, подошел к раке и смело поднял ее покров... Мне хотелось осязать мощи своими руками, близко разглядеть лицо почившего угодника, иначе я не мог поверить в святость мощей. Какая-то сила все ниже и ниже склоняла мою голову... Рука уже хотела коснуться мощей... Но вдруг... раздался страшный удар грома, или блеск молнии... или что-то другое, я не знаю... я видел только поднятую руку... Все вокруг закружилось, потемнело... поднялся какой-то шум в голове, в ушах... Я опомнился на полу, в страшной мучительной темноте. Что со мной было, где я был – ничего не знаю. Я пытался протереть глаза, увидеть, где я нахожусь, все было напрасно... Кругом была темнота, как в могиле. Тогда я все понял... Я ослеп. Страшное дело задумал, и тяжко и достойно наказал меня Господь за это. Вновь, с тоской и мукой в душе, я лишился чувств.
Пришел в себя, когда около меня было много народу, слышались голоса, и я услышал голос отца Иринея. Тут же при всех я, ранее здоровый человек, теперь несчастный слепец, поведал свой незамолимый грех и свое наказание... Я знал, я чувствовал, что монахи плакали надо мной... и горько жалел, что не послушал их слов.
С тех пор я остался в монастыре, и каждый день молюсь пред святой ракой. Я прошу Господа и святого угодника простить мне тяжкий грех мой... Я часто плачу и молюсь...
Теперь я уже старик. Господь умилосердился надо мной – мои глаза немного видят, и я смог написать все, что случилось со мной.
Простое Евангельское слово — протоиерей Григорий Дьяченко
