Преподобный старец Никон

«Новоначалие всегда радует, если приходят в монастырь от всего сердца, с искренним чувством», – сказал старец Варсонофий, когда однажды Николай поделился с ним своим душевным состоянием.

В октябре 1908-го года Николай был назначен письмоводителем начальника скита, старца Варсонофия. От всех остальных послушаний, кроме чтения и пения на клиросе, он был освобожден. Это послушание было основным в продолжение всей его жизни в скиту. Почти все свободное от молитвы время Николай проводил у старца, помогая ему вести официальную, деловую и личную переписку. Старец Варсонофий, по глубокой проницательности и духовному опыту, понял душу Николая и увидел, что в этом юноше он найдет не только примерного ученика и примерного монаха, но и достойного последователя своих заветов и наставлений. Он часто оставлял его после «общего благословения» братии и подолгу беседовал с ним. Весь свой опыт и все свои знания он решил передать Николаю как достойному принять и сохранить этот дар. Он делился с ним воспоминаниями, поверял ему свои скорби и радости, учил, направлял, предостерегал. Он вел его все выше и выше по лестнице духовного восхождения. Николай же со своей стороны полностью предал себя в волю старца. После того как Николая одели в послушническую одежду, ему благословили чтение книги Аввы Дорофея и других святоотеческих книг, а также житий святых. По поводу чтения преп. Варсонофий говорил Николаю: «Пользуйтесь этим временем, пока можно вам читать. Придет время, когда уже не будет у вас возможности читать книги. Лет через пять или шесть… когда вам надо будет читать книгу жизни».

Часто вспоминал Николай впоследствии эти пророческие слова старца.

Мирно и безмятежно текла его жизнь под руководством старца. Безпокоила его только мысль о предстоящей военной службе. Когда Николай спросил у старца, можно ли молиться о том, чтобы Господь избавил его от военной службы, старец ответил, что нельзя, что военная служба – это наш долг перед государством. Это всецело надо предоставить воле Божией. «Многие планы строил я относительно вас, но – как Богу угодно. Быть может, когда вы возвратитесь из армии, я уже буду лежать в сырой земле. Тогда уже как хочешь, мой преемник».

3 ноября 1909 года, – день памяти Обновления храма великомученика Георгия в Лиде, был днем, решившим его жизнь. Его освободили от военной службы, т.к. нашли сильное расширение вен на левой ноге. Встретив своего ученика, старец обнял его и поцеловал и, помолившись, сказал: «Велика милость Твоя, Господи. Должно быть, епископ Трифон молился за вас». Старец благословил Николая заниматься Иисусовой молитвой – совершать ее во всякое время, кроме церковной службы. А впоследствии, видя усердие и ревность Николая, он благословил его творить молитву и во время Богослужений.

В апреле 1910 года печальные события потрясли мирное течение скитской жизни. По попущению Божию, старцу Варсонофию пришлось перенести несправедливое гонение и перемещение из скита в Коломенский Старо-Голутвин монастырь. 2 апреля 1912 года старец Варсонофий покинул скит. Отец Николай оставался в скиту. Он тяжело переживал разлуку с любимым старцем, и только молитвы и предание себя в волю Божию подкрепляли его силы. В одной из последних своих прощальных бесед с Николаем, старец молитвенно произнес над им трогательные слова: «Господи, спаси раба Твоего. Соверши из него инока. Сподоби его Царствия Небесного».

А другой раз пророчески произнес: «Господи, спаси раба Твоего сего Николая. Буди ему Помощник. Защити его, когда он не будет иметь ни крова, ни приюта». После отъезда старца, о. Николай был переведен из скита в монастырь, на должность письмоводителя в канцелярии совместно с о. Петром Крутиковым (впоследствии иеромонах Парфений).

1 апреля 1913 года последовала блаженная кончина старца Варсонофия. Погребение старца было назначено на 9 апреля, во вторник Страстной седмицы. Его предали земле рядом с его наставником старцем Анатолием. Отец Николай не мог присутствовать при погребении: он лежал в больнице, прикованный тяжелым недугом к постели. Велика была скорбь души его по утраченном старце.

Сведений о жизни о. Николая в монастыре по кончине старца Варсонофия сохранилось мало. С достоверностью известно только то, что он всегда и всем был «яко слуга Божий». Не только для молодых, но и для старых монахов был он высоким примером безусловного послушания, нелицемерного смирения; мирности со всеми исключительной, твердости и мудрости. Не колебался он ни перед лестью, ни перед угрозами. Не по годам серьезный, вдумчивый и в тоже время радостный, он еще в те далекие годы приковывал к себе внимание как незаурядный монах. Фундамент, заложенный в душе отца Николая старцем Варсонофием, был сложен прочно и надежно. В продолжение всей своей жизни в монастыре – в тихой ли келлии своей, в храме, за послушанием, везде и всегда он на этом несокрушимом основании возлагал все новые и новые камни, строил свой дом душевный во славу Божию.

В 1915-м году, 24 мая, в день памяти преп. Симеона Дивногорца, отца Николая постригла в мантию. При постриге ему было дано имя Никон, в честь св. мученика Никона (память 26 сентября). Новопостриженному преп. Никону было 27 лет. Менее чем через год, 30 апреля 1916 года, преп. Никон был рукоположен во иеродиакона, а 3 ноября 1917 года, в день памяти Обновления храма великомученика Георгия в Лиде, в сан иеромонаха.

В страшное революционное время обитель переживала большие финансовые затруднения, притеснения и угнетения. Монастырь был лишен основных источников средств существования. Но оптинские иноки не растерялись. Из оставшихся трудоспособных монахов была организована «сельскохозяйственная артель». Она минимально обезпечивала материальные нужды монахов. В это трудное время развернулись административные способности преп. Никона. Молодой, полный сил и энергии, он ревностно трудился, имея высшей целью своих трудов прославление имени Божия на земле. Сохранить монастырь насколько возможно – вот что стало его делом. «Умру, а не уйду», – писал он в дневнике своем во дни своей юности. А вокруг один за другим закрывали монастыри и храмы.

17 сентября 1919 года преп. Никон был арестован и без предъявления обвинений заключен в Козельскую тюрьму. В письме матери он писал, что арестовали его только за то, что он монах. Через некоторое время его освободили, и он вернулся в обитель. Оставшиеся оптинские иноки твердо решили не уходить из монастыря. Каждый день и каждый час ожидали всего: изгнания, ареста, тюрьмы, ссылки, смерти…

В 1923-м году закрыли «сельскохозяйственную артель». Монастырь и монастырские здания превратили в музей. Всем монахам, за исключением двадцати рабочих при музее, приказано было оставить монастырь и уходить куда угодно. Преп. Исаакий II, отслужив последний раз соборную Литургию, благословил преп. Никона служить в Оптинском Казанском храме и принимать богомольцев. С этого времени, как бы благословляемый свыше на трудный путь и спасительный подвиг, отец Никон принял на себя не только обязанности духовника, но и старца. До того времени, когда о. архимандрит оставил его в Оптиной и поручил принимать богомольцев, он не дерзал давать советы обращающимся к нему. А когда начал принимать народ, то давал советы всегда ссылаясь на слова старцев оптинских.

Большая часть монахинь закрытой Шамординской обители поселились в городе Козельске. Мать Амвросия, монахиня весьма высокого духовного устроения, приняла к себе несколько сестер, желающих проводить иноческую жизнь под ее руководством. Таким образом, составилась небольшая община. Кроме того, многие из приезжающих в Козельск монахинь и мирян останавливались у нее. Старец Никон духовно окормлял эту маленькую общину.

В начале 1924 года закрыли последний оптинский храм, но преп. Никон, оставаясь в Оптиной, служил всенощные бдения в келлии, пока было возможно там оставаться. Последнюю всенощную он совершил 15 июня 1924 года. Когда, после всенощной, он произнес слово наставления и увещания, то помянул, что через несколько дней он должен будет оставить Оптину Пустынь. Многие плакали, а он, обратясь к ним, сказал: «Вы чудненькие. Ведь я монах. Давал обещание терпеть всякое озлобление, укоризну, поношение и изгнание. И если это сбывается, если это терплю, то радоваться подобает, т.к. совершается чин пострижения на деле».