Как душе, совлекшейся своей земной
оболочки, нет границ ни во времени, ни в пространстве, так нет их и для мысли:
из пределов родного края, где я провел свое детство и юность свою, исполненную
сладких мечтаний, где холод рассудочного опыта разбил в черепки и прахом развеял
хрупкий сосуд грез детства, юношеского задора
А тут его обуяла такая тоска, что хоть вой или кричи. И вместо того,
чтобы со слезами исповедовать уныние духовнику, послушник стал искать
себе развлечение. Он выпросил у одного рабочего ворох газет и принялся
их читать, тогда как псалтырь и Ефрем Сирин оставались лежать на столе
открытыми на тех же самых страницах. Развлечение спасало на время от
тяготы, но и расслабляло душу, которая подвергалась ещё большим
дьявольским нападкам и не имела сил противостоять греху.