Был в Оптиной один брат, который часто докучал старцу отцу Леониду, чтобы дозволил ему носить вериги. Старец, который сам с очень многих вериги снимал, долгое время никак не соглашался с желанием брата, всегда объясняя ему, что не в веригах спасение. Наконец, желая проучить брата самым делом, призвал монастырского кузнеца и сказал ему так: «Когда придет к тебе такой-то брат и будет просить тебя сделать ему вериги, дай ему хорошую пощечину».

Одно благоденствие в жизни человеку не может быть полезно без потрясений... Одно благополучие вводит человека в высокоумие и в беспечность о душевном своем устроении, и потому Господь смотрительно попущает человеку вкусить горести скорбей, чтобы имел смиренное мудрование и не надеялся на прочность и неизменяемость временного блага, и прибегал бы к Богу в скорбях своих...

Чрез скорби и в вере утверждаемся, и славу человеческую ни во что же вменяем. Веровать же надобно твердо, что без воли Божией никакая скорбь нам не приключится... хотя мы видим причиною скорбей наших людей, но они суть только орудия Промысла Божия, действующие в деле спасения нашего, и они только могут сделать нам что Бог попустит...

Был в Оптиной один брат, который часто докучал старцу отцу Леониду, чтобы дозволил ему носить вериги. Старец, который сам с очень многих вериги снимал, долгое время никак не соглашался с желанием брата, всегда объясняя ему, что не в веригах спасение. Наконец, желая проучить брата самым делом, призвал монастырского кузнеца и сказал ему так: «Когда придет к тебе такой-то брат и будет просить тебя сделать ему вериги, дай ему хорошую пощечину».

И ныне, в ком есть истинная вера, тот не похож на других, и в каком бы звании ни находился, являет из себя человека, видимо принадлежащего не земле токмо, но и небу. В ком есть вера, тот и ныне – богат ли – богат не столько для себя, сколько для других, не златом точию и сребром, а смирением и любовью; беден ли и страждущ, – и бедствует и страдает без ропота, с упованием, якоже подобает наследнику жизни вечной; мудр ли, – не превозносится своими познаниями, повергает их в жертву, у подножия Креста Христова; прост ли и некнижен, – самою простотою дорожит, яко сокровищем. В ком есть вера, тот и ныне целомудр, благочестив и праведен, кроток и любовен, воздержен, смирен и прост.

Наконец, и у Святой Церкви трапеза и пир духовный! Долго продолжалось и говение и пост: зато и брашно и питие необыкновенные. Ибо трапезы и вечери мирские насыщают и услаждают на время; а потом нередко тяготят собою и всегда уступают место новому гладу: здесь, кто вкусит достойне, не взалчет во веки: «безсмертныя трапезы». Человеколюбив бо наш Владыка! Не потерпел зреть рабов своих гладных; знает, что дух бодр, а плоть немощна: и вот, под конец поприща постного Сам уготовляет трапезу

Вот, например, один юноша, в сердце которого обитала доб­родетель. Это был искусный золотых дел мастер. Какой-то вель­можа заказал ему сделать крест для церкви из чистого золота и украсить его драгоценными камнями. Юноша взял у него золото, идет домой и рассуждает: "Какой счастливец этот вельможа! Ведь вот как много золота жертвует для Господа. Велика ему будет за то и милость Божия.

Господь от хотящих последовать Ему требует решительного самоотвержения: "отвергнись себя". Можно это выразить и так: брось свои интересы и преследуй одни интересы Господа. Это исполнишь, когда будешь всегда творить угодное Ему. Как же это сделать?

Надобно и нам сшествовать Ему. Это долг всякого, кто исповедует, что силою страстей Христовых стал он тем, чем теперь есть, и кто надеется еще получить нечто столь великое и славное, что и на ум то никому придти не может.

Господь из любви к нам посылает по силе каждого болезни и скорби, но дает и терпение их, чтобы сделать и нас участниками Своих страданий; кто здесь не страдал Христа ради, тот будет угрызаться совестью в будущем веке, — ведь можно было показать свою любовь ко Христу

Морда у разбойника была та еще.

– Неужто ты, отче, из него монаха хочешь сделать?

– Есть такое желание...

– Ну-ну, – только и ответил владыка.

 - Вы ли окрестили ту женщину? — спросил епископ.
   Те не отреклись, подтвердили и сказали, что были приглашены для того таким-то и таким-то из сановников при правителе. Епископ посылает за указанными лицами и спрашивает у них: точно ли они поручились за девицу?
   - Ничего мы не знаем, — отвечали те. — Не знаем и тех, кто сделал это.
   Тогда епископ понял, что это — дело Божие. И пригласив новокрещенную, спросил:
   - Скажи мне, дщерь моя, что сделала ты доброго?
   - Я блудница и бедная... Что же доброго могла я сделать?

Георгакис, желая произвести на Старца впечатление, сосредоточил взгляд на лежавшем вдалеке большом камне, и вдруг камень рассыпался в крошку. Тогда Старец перекрестил один маленький камешек и попросил Георгакиса раскрошить и его. Тот сконцентрировался, стал производить различные колдовские действия, но ничего сделать с камнем не смог. Вдруг юноша начал дрожать.