"Отчего люди грешат?” – задавал иногда старец вопрос и сам же отвечал на него: или от того, что не знают, что должно делать и чего избегать; или, если знают, то забывают; если же не забывают, то ленятся, унывают... Это три исполина – уныние или леность, забвение и неведение – от которых связан весь род человеческий неразрешимыми узами. А затем уже следует нерадение со всем сонмищем злых страстей.

Если за что взялся, того и держись, и терпи все находящее, только с места не сходи и всегда себя укоряй – и спасешься.

Скорби – наш путь; будем идти, пока дойдем до назначенного нам отечества вечности, но только то горе, что мало заботимся о вечности и не терпим и малого упрека словом. Мы сами увеличиваем свои скорби, когда начнем роптать.

Кто победил страсти и стяжал разум духовный, тот и без образования внешнего имеет доступ к сердцу каждого.

Наложенное правило всегда трудно, а делание со смирением еще труднее.

О, как вкрадчива и как незаметна страсть человекоугодия; она обладает и мудрыми! Ибо действия прочих страстей легко бывают видны исполняющим оные, и потому приводят одержимых ими к плачу и смиренномудрию; а человекоугодие прикрывается словами и видами благочестия, так что людям, которых оно обольщает, трудно рассмотреть его видоизменения...

Однажды я подумал, как трудно быть священником.
Если у него ряса вся в заплатках, говорят - как он неряшлив. Если новая и красивая, думают - за что он её купил?

"Трудно жить с ближними, если мы вступаем с ними в мысленную брань. Недостаточно воздерживаться от открытой войны в словах и делах, не вступайте с ними и в мысленную войну - иначе потеряете душевный мир и любовь!

РУКОПИСЬ НЕИЗВЕСТНОЙ МОНАХИНИ. - "ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ" (продолжение)

Оптиной я не знала, о старцах не имела понятия, не знала, что с ними говорить, даже и помыслить о беседах с ними боялась; но когда услыхала рассказы про великого старца отца Амвросия Оптинского, про любовь его к страждущему человечеству, - я бросилась к нему, под его покровительство, с растерзанным сердцем и измученной душой, с разбитым здоровьем, с жуткой боязнью сойти с ума в тоске по страстно-любимом муже...