4/17 сентября 1849 года почил иеросхимонах Иоанн (Малиновский). Родился 2 мая 1763 года от православных родителей, Иоанна и Анны Малиновских, в экономической слободе Подновье, расположенной на Волге в пяти верстах от Нижнего Новгорода. Но, оставшись на пятом году рождения круглым сиротой, имел несчастье попасть на воспитание к раскольникам, которые обучили его грамоте и вместе с тем влили яд раскола в его душу. На 17-м году, имея влечение к жизни уединенной, он оставил дом своих воспитателей и удалился к раскольникам в Керженские леса и скиты

Схимонах Геннадий (Туманов) преставился ко Господу 2/15 сентября 1899 года. В миру Герасим Иванович Туманов, сын государственных крестьян Тверской губернии Бежецкого уезда Ивана и Евдокии Тумановых. Он был единственный сын у родителей и любимец отца. Неизвестно, по какой причине жил несколько времени в Петербурге в услужении по найму у одного богатого немца-лютеранина, в доме которого постов никто не соблюдал. Потому и Герасиму Ивановичу, как после вспоминал он, по необходимости приходилось нарушать установленные Святой Церковью посты, и только говел он на первой и Страстной седмицах Великого поста

В свое время в Оптиной Пустыни подвизался очень не обычный монах – игумен Феодор (Трутнев). Я не знал его лично, но много слышал о нем рассказов, как от некоторых братии монастыря, так и от простых паломников. Батюшка Феодор видел потаенные уголки человеческой души, мог смело обличить, невзирая на лица. Так же предчувствовал старенький игумен и свою кончину. Говорят, что за несколько дней до смерти батюшка попросил некоторых из монастырской братии вынести его из келии вперед ногами.

04/17 августа 1835 года преставился ко Господу инок Павел (Тамбовцев). Павел Петрович Тамбовцев — уроженец Курской губернии города Белгорода, сын богатого купца. Поступил в скит в 1829 году, где, вероятно, года через три — четыре пострижен был в рясофор. Воспитание получил, судя по его природным способностям, весьма недостаточное, но образовал себя прилежным чтением Священного Писания и отеческих книг, а более всего советами и увещаниями известного в то время Оптинского великого старца иеросхимонаха Леонида, занимаясь притом перепиской творений святых отцов-аскетов и временно, под диктовку старца, писал ответы к многочисленным его духовным детям.

«Однажды, – говорил он, – я чувствовал в себе холодность с тонким смущением и рассуждал в себе, что это есть следствие рассеяния и самочиния. Вот уже прошло три дня, как я не был у своего старца, и не поверял моих дел, и не открывал помыслов. Одна мысль говорила мне, что идти к нему незачем, потому что в течение этого времени тобой против совести ничего не сделано. Другая же, напротив, убеждала меня получить от него хотя благословение, могущее укрепить противу козней диавола.

Вот одна из историй о группе путешественников, которые шли из Крондштата в Ораниенбаум.  На дворе была холодная осень. Лед уже был на речке, но он был настолько хрупким, что с трудом выдерживал людей. Пройдя всего несколько метров, люди один за другим начали падать в воду. На спасение шансов не было.

Преподобная Анастасия жила в Константинополе и происходила из аристократической семьи. Благочестивая патрицианка была для многих образцом добродетели и пользовалась большим уважением императора Юстиниана (527 - 565). Рано овдовев, Анастасия решила уйти из мира и спасать свою душу вдали от столичной суеты. Она тайно покинула Константинополь и отправилась в Александрию. Недалеко от города она основала небольшой монастырь и целиком посвятила себя Богу.

«Некий старец сказал: если кто будет помнить об оскорбившем, или порицающем, или причиняющим вред ему, тот должен помнить о нем, как о враче, посланном от Христа, и должен считать его за благодетеля; а оскорбляться сим есть признак болящей души.

Мне было около восьми лет, когда я впервые начал задумываться о вещах вечных и непреходящих. Наша семья не отличалась набожностью, даже, скорее, наоборот, была противником всего религиозного. Папа бывший партиец никогда не упускал случая выкинуть какую-нибудь шутку в адрес Бога, а часто и себя называл Богом. Надеяться и доверять он мог только себе и вообще человеку, как понятию самодовлеющему и не нуждающемуся в какой-то сверхъестественной помощи.

Труду и болезненности нельзя не быть; ибо страсти хоть суть чужие нам, но, пришедши со вне, так приросли к телу и душе, что корнями своими проникли во все составы их и силы. Стань вырывать, и больно. Больно, за то спасительно...

Я сидел за столом в пустующей комнате. В ней находились две-три иконы, несколько лавок и стульев, в одном углу горела лампадка. Отец Петр неожиданно появился из-за боковой двери. Передо мной предстал среднего роста, суховатого телосложения старец. Лицо обрамляла почти совершенно белая борода, из-под аккуратных очков на меня взглянули слегка прищуренные изучающие глаза. Ответы отца Петра поражали глубиной и широтой знания затрагиваемых тем разговора, в них сквозили душевность и теплота, заинтересованность по отношению к собеседнику.

– Маргарита, расскажите, пожалуйста, о себе.

– Я родилась и выросла в городе Лютерштадт-Виттенберге – столице Реформации, где Лютер прикрепил на двери замковой кирхи свои знаменитые 95 тезисов. Школу окончила с отличием, но поскольку стремилась к самостоятельности и независимости от родителей, то не пошла в институт, а поступила в медучилище. Выучилась на медсестру, 10 лет работала в травматологии и несколько лет в реанимации. Жила как все.

Преподобномученик Ардалион – в миру Александр Ипполитович Пономарев родился в семье сельского священника в 70-х годах XIX века и воспитывался в благочестии. В 22 года успешно окончил Пермскую семинарию

Священномученик Петр – Петр Васильевич Беляев – родился в 1874 году. Окончив Владимирскую Духовную семинарию, он был в 1895 году назначен псаломщиком в храм Успения Пресвятой Богородицы в селе Карачарово Владимирского уезда, а в 1897 году рукоположен во священника.

Последний в своей жизни Великий Пост отец Василий провел строже обычного. Кроме обязательных продолжительных монастырских служб, он еще подолгу молился по ночам в своей келии. В Великий Пяток, во время богослужения, ему надо было канонаршить. Батюшка вышел на солею, но вдруг почему-то замер с книгой в руках и долго молчал. «Ужасеся о сем небо, и солнце лучи скры» – проканонаршили с клироса, и хор запел.