Монах С., бывший ученик старца отца Леонида, рассказывал о себе следующее: «Когда жил я дома, многие из нашего села приходили в Оптину пустынь и, сподобившись слышать от батюшки отца Леонида мудрые христианские наставления, славили его в разговорах друг с другом. Захотелось и мне видеть батюшку, а ежели примут в обитель, то и остаться при нем. Нашел я себе товарища нашей же деревни, человека, который знал немного грамоту, но много о себе думал. Идучи с ним дорогой, я часто ему напоминал об отце Леониде, говоря: «Что-то, – посоветует ли нам старец идти в монастырь или нет?» На что мой товарищ отвечал гордо: «Что его совет?

У отца Бориса был исключительный дар любви к людям. Каждый человек во время беседы с ним понимал, что именно его скорби и заботы больше всего на свете волнуют батюшку, настолько близко к сердцу он принимал то, что говорил собеседник. Сколько людей, запутавшихся в наше трудное время в сложных житейских проблемах, наладили свою жизнь по советам батюшки, направив ее по единственному душеспасительному пути — к Богу; сколько тяжко болящих исцелились душевно и телесно по молитвам отца Бориса.

В свое время в Оптиной Пустыни подвизался очень не обычный монах – игумен Феодор (Трутнев). Я не знал его лично, но много слышал о нем рассказов, как от некоторых братии монастыря, так и от простых паломников. Батюшка Феодор видел потаенные уголки человеческой души, мог смело обличить, невзирая на лица. Так же предчувствовал старенький игумен и свою кончину. Говорят, что за несколько дней до смерти батюшка попросил некоторых из монастырской братии вынести его из келии вперед ногами.

«Истинная молитва является лучшим отдыхом», - схиигумен Гавриил (Виноградов)

... Можно было сказать, что он поистине до крови прилепился к храму. «Истинная молитва является лучшим отдыхом, - говорил он, - и нужно стремиться к тому, чтобы войти в богослужение сердцем. Тогда не будешь тяготиться длительностью службы, а даже желать, чтобы она никогда не заканчивалась. Ведь это время - самое главное в нашей жизни. Вспомним: все блаженные были при храме, вот, например, Мария Ивановна».

16/29 июня 1898 года преставился иеросхимонах Герасим (Мартынов-Брагин).

Это был замечательный старец, юродивый, прозорливец, целитель, устроитель Никольской женской общины Медынского уезда Калужской губернии, на которого, как и многих других, оказали благотворное влияние Оптинские старцы.

Сегодня день памяти схиигумена Павла (в миру Петра Иустиновича Драчева), который почил 16/29 марта 1981 года, - последнего оптинского монаха, не дожившего до открытия любимой обители всего несколько лет. В Оптину Петр Драчев поступил в 1909 году, в 1923 – выселен из нее. В 1925 году приехал в Данилов монастырь до своего ареста 28 декабря 1930 г – за «антисоветскую агитацию». Был приговорен к 3 годам высылки в Пинегу Архангельской области. Здесь он (будучи тогда иеродиаконом) встретился с оптинским иеромонахом Никоном (Беляевым)

В декабре 1842 года был я по делам монастырским в городе Брянске Орловской губернии, и вздумалось мне пойти в тамошний девичий монастырь, где, отстояв утреню, в междучасие от утрени до обедни, вышел я из церкви и сел на лавочке отдохнуть. Тут подошла ко мне одна монахиня по имени Евгения, которая должна была пономарить во время следующей Литургии, и спросила меня:
– Из какого Вы, батюшка, монастыря?
Я ответил.
– Где Вы были и куда путь держите?
– Был, – отвечаю, – в Кромах и других городах.
– Хорош был, – спрашивает, – сбор в Кромах?

«Однажды в Москве от Ярославского вокзала ехал я на извозчике к Ильинке,– вспоминал преподобный Кронид. – Во время езды извозчик, оборотившись ко мне, спросил: "Что, батюшка, вы будете из села священник?” Я сказал: "Нет, я монах из обители Преподобного Сергия”. Тогда он пристально посмотрел мне в лицо и радостно повторил: "Так вы из обители Преподобного Сергия?” Я подтвердил это, сказав: "Да!” При этом я, в свою очередь, спросил его: "Что тебя так тронуло и почему тебе так приятно, что я из этой обители?” "Да как же, батюшка,– ответил он,– ведь Преподобный – мой вечно незабвенный благодетель”. И рассказал мне такой случай.

Оптина пустынь, славный русский монастырь, жил по заветам великого исихаста прп. Паисия Величковского. Святой Паисий свою жизнь строил по заветам афонских старцев, святителя Григория Паламы в первую очередь. Святитель Григорий совершал монашеское делание, как учили древние отцы, а те, в свою очередь, переняли своё учение от апостолов… Вот какая ниточка тянется от апостольской древности до России.

Нам, правда, часто кажется, что происходит что-то нецелесообразное, что-то прямо несогласное с божественными законами. Да ведь не знаем мы, что из этого произойдет в психологии этих исстрадавшихся ныне, не знаем мы, что, быть может, Христос и решил очистить всех, помни – всех, благодаря этим нечеловеческим как бы страданиям. Христос есть предвечная любовь, любовь же николиже отпадает, и Христос с Небесного Своего Престола ни на минуту Своим взором не покидает грешной земли.

Преподобноисповедник Севастиан Карагандинский (в миру Степан Васильевич Фомин) родился 28 октября 1884 года в селе Космодемьянское Орловской губернии в бедной крестьянской семье. После смерти родителей пятилетний Степан стал жить с семьёй старшого брата. Средний его брат принял постриг в Оптиной Пустыни. Степан хорошо окончил трёхклассную приходскую школу, книги ему давал читать приходской священник. Мальчик был слаб здоровьем, в полевых работах участвовать не мог, а ходил за скотиной, был пастухом. Часто зимой посещал он брата в Оптиной пустыни.

Как душе, совлекшейся своей земной оболочки, нет границ ни во времени, ни в пространстве, так нет их и для мысли: из пределов родного края, где я провел свое детство и юность свою, исполненную сладких мечтаний, где холод рассудочного опыта разбил в черепки и прахом развеял хрупкий сосуд грез детства, юношеского задора

В свое время в Оптиной Пустыни подвизался очень не обычный монах – игумен Феодор (Трутнев). Я не знал его лично, но много слышал о нем рассказов, как от некоторых братии монастыря, так и от простых паломников. Батюшка Феодор видел потаенные уголки человеческой души, мог смело обличить, невзирая на лица. Так же предчувствовал старенький игумен и свою кончину. Говорят, что за несколько дней до смерти батюшка попросил некоторых из монастырской братии вынести его из келии вперед ногами.

Что-то грозное, стихийное, как тяжелые свинцовые тучи, навалилось непомерною тяжестью над некогда светлым горизонтом Православной России. Не раз омрачался он: с лишком тысячелетняя жизнь нашей родины не могла пройти без бурь и волнений в области ее духа, но корабль Православия, водимый Духом Святым среди ярившихся косматых волн, смело и уверенно нес Россию к цели ее, намеченной в Предвечном Совете. Стихали бури: и по-прежнему, в безбрежном просторе вечности, в неудержимом своем беге к определенной цели, наш православный корабль рассекал смирявшиеся и вновь покорные волны.

«В первый год моего вступления в монастырь пришел я однажды с смущенным духом к духовному моему отцу, старцу отцу Леониду, и, плача, говорил ему, что приезд моей матери и сестры смущает меня. Батюшка же, думая, что я побеждаюсь слабостью любви плотской к родительнице своей и уже жалею о разлуке с ней, пришел от того в такую ревность по Бозе и досаду, что, сильно ударив меня по щеке, сказал: «Любовь ли к матери предпочел любви к Богу? И этим ли платишь Ему за изведение свое из мира, слабодушный?!»