Не было бы скорбей, не было бы и спасения, сказали святые отцы; от скорбей две пользы: первая – усердие к Богу и благодарность от всей души, вторая – они избавляют от суетных попечений и забот. Скорби нас смиряют; у нас есть какая-то самонадеянность, ми своими силами хотим преуспевать в духовной жизни, а в скорбях-то и научаемся смирению, (научаемся тому,) что наши усилия без помощи Божией не достигают цели. Наш должен быть труд к добродетели – а успех в добродетели зависит уже от благодати, а благодать дается от Бога именно только смиренным, а без смирительных случаев не смиришься. (10; стр. 171)

Стремящиеся к добродетельной и боголюбивой жизни, ревнуют о добродетелях душевных как о таком стяжании, которое составляет неотъемлемую их собственность и вечное утешение. Привременным же пользуются они лишь столько, сколько нужно и как дает и хочет Бог, употребит его с веселием и всяким благодарением, хотя бы то ныло и очень умеренно. Ибо богатый столь питает тела, как вещественные, а познание Бога, воздержание, благость, благотворение, благочестие и кротость — обожают душу

Проснувшись – в образ ожидающего всех человеков пробуждения из мертвых, – направь мысли к Богу, принеси в жертву Богу начатки помышлений ума, еще не принявшего на себя никаких суетных впечатлений. С тишиною, очень осторожно, исполнив все нужное по телу для вставшего от сна, прочитай обычное молитвенное правило, заботясь не столько о количестве молитвословия, сколько о качестве его, то есть о том, чтоб оно было совершено со вниманием, и, по причине внимания

Он говорил: «В последние времена мир будет опоясан железом и бумагой. Во дни Ноя было так: потоп приближался. О нем знал Ной и говорил людям, а те не верили. Он нанял рабочих строить ковчег, и они, строя ковчег, не верили, и потому за работу свою они лишь получали условленную плату, но не спаслись. Те дни – прообраз наших дней. Ковчег – Церковь. Только те, кто будет в ней – спасутся».

Старец определял духовный путь, как «канат, протянутый в тридцати футах от земли. Пройдешь по нему – все в восторге, а упадешь – стыд-то какой!»

С тихим вздохом сказал однажды старец: «Общественная жизнь измеряет годы, века, тысячелетия, а самое главное: «Бысть утро, бысть вечер, день един». Самое твердое – камень, самое нежное – вода, но капля за каплей продалбливает камень. Человеку даны глаза, чтобы он глядел ими прямо».

Истинно хорошее воспитание конечно есть лучшее условие к тому, чтобы воспитанник сам приучался продолжать свое образование и после того, как выйдет из-под воспитания; но, с другой стороны, всякое человеческое воспитание всегда очень далеко отстоит от своего идеала, а потому переход к совершеннолетию или, по крайней мере, к предполагаемой самостоятельности всегда имеет очень много опасного.

Говорящие или делающие что-либо без смирения подобны строящему храмину зимою или без цемента.  Опытом, разумом обрести и понять смирение есть достояние (очень) весьма немногих. Словом о нем разглагольствующие подобны измеривающим бездну.

Архидиакон Роман (в миру Алексей Генрихович Тамберг) родился 29 июля 1961 года в Москве, а завершил свой жизненный путь 4 мая 1998 года в Рязанской области, в результате автокатастрофы.

Алексей Тамберг учился в Воронежском государственном институте искусств и предполагал работать в театральной сфере. Но, отслужив в армии, в 1983 году поступил в Московскую духовную семинарию. Затем – годы образования в академии, которую закончил в 1990 году с ученой степенью кандидата богословия. В 1987 году принял монашеский постриг с именем Роман – в честь преподобного Романа Сладкопевца, был рукоположен в иеродиакона; в 1993-м – посвящен в архидиакона. По окончании МДА стал помощником заведующего иконописной школой при академии, позже – начальником им же организованного архитектурно-художественного отдела Троице-Сергиевой лавры. С 1992 года нес послушание эконома Свято-Данилова монастыря.

– Т. е. к почитанию Государя и его святой Семьи Вы пришли далеко не сразу?

– Когда я уже стал священником, мне открылся Государь. Величие подвига Царственных Мучеников до этого как-то не осознавалось. Хотя я болел за Россию, изучал ее историю, тему революции, другие тяжелые вопросы современности, очень переживал. Но как-то конкретно на тему Государя я вышел достаточно поздно, уже к середине 90-х. Ведь раньше был скудный выбор литературы; образ Царской России и Государя преподносился негативно, карикатурно, другое даже не подразумевалось.

Саддукеи - образец беспечности; фарисеи - представители людей, носящих лицо ревнителей. Те ничего не делают, а эти будто и хлопочут, но на деле у них ничего не выходит. У нас на них походят увлекающиеся идеями гуманности. Послушать, так только и речей что о благе народа, а народу никакого блага от этого не прибывает, ибо только говорят, а не делают.

Вот одна из историй о группе путешественников, которые шли из Крондштата в Ораниенбаум.  На дворе была холодная осень. Лед уже был на речке, но он был настолько хрупким, что с трудом выдерживал людей. Пройдя всего несколько метров, люди один за другим начали падать в воду. На спасение шансов не было.

Отец Матфей был чрезвычайно остроумен, иногда ироничен. Шуткам его не было числа. Однажды он пошутил с о. Даниилом, тогдашним лаврским благочинным (ныне митрополит Архангельский). Отец Даниил и сам очень живой и остроумный человек. Тогда к нему как к благочинному вся братия ходила по самым разным поводам. А он был чистюлей. Братия же – разные все, кто-то приходил в грязной обуви. Отцу Даниилу это надоело, и он повесил на своей двери записку: «Снимайте обувь». А отец Матфей подписал маленькими буквами: «Здесь живет Бог»

Священномученик Петр родился 25 июня 1879 года в селе Дмитриевский Погост Коробовской волости Егорьевского уезда Рязанской губернии* в семье псаломщика Алексея Михайловича и Александры Алексеевны Рождествиных.

Одна послушница передает о себе следующее: «Еще при жизни батюшки у меня были большие скорби. Невыразимо тяжело было мне, и не было среди окружающих сочувствующего мне человека. Наконец дошло до того, что у меня заболела грудь и пошла кровь горлом, и я с большим трудом исполняла свое послушание, скрывая от всех свою слабость. Между тем подошло время покоса, я должна была идти наравне с другими, хотя и чувствовала свою полную слабость.

А были и такие случаи. Служит о. Севастиан панихиду, читает записки. Тихая такая служба… Вдруг — очень сурово, остро бросает взгляд: «Кто дал эту записку?!» — Молчание. — «Подойди, кто дал эту записку!» — Подходит трясущаяся женщина. — «Ты что делаешь?! После службы подойди ко мне!» — Приворожить хотела…