К сожалению, современный человек, не зная о происхождении и назначении одежды, уделяет много внимания украшению своего внешнего вида. Но он поставляет себе в честь и украшение как раз то, что свидетельствует о бесчестии и безобразии; ищет похвалы именно в том, что обличает грех. Все птицы, животные как были созданы от Бога, так и живут доныне, довольствуются естественным одеянием. Один только человек лишился этого по причине греха и теперь вынужден у животных заимствовать одежду и прикрываться ею. И вот что странно, или лучше — достойно всякого сожаления: он чужою кожею прикрывается и этим гордится — он ставит себе в честь то, что должно подавать ему, как бедному и грешному побуждение к смирению.

Карты развращают душу человека, и потому они являются любимым занятием колдунов, шулеров, гадалок, воров, пьяниц... А для христиан они представляют особую опасность, так как лишают жизни вечной.

В чем же таится убийственная сила карт? Игральные карты - средство, через которое человек входит в общение с демонами. Они были созданы темными силами как кощунственное хуление крестных страданий Господа нашего Иисуса Христа.

Знай, что без смирительных случаев нам не смириться, но не отчаивайся. Отчаяние – диавольское изобретение, его не слушай. Хотя бы нам и в глубину разных зол или грехов пришлось погрязнуть, унывать и отчаиваться на надо, ибо нет греха, побеждающего Божие милосердие. Слава, Господи, святому милосердию Твоему и снисхождению Твоему, долготерпеливый Господи! (10; стр. 187)

Не было бы скорбей, не было бы и спасения, сказали святые отцы; от скорбей две пользы: первая – усердие к Богу и благодарность от всей души, вторая – они избавляют от суетных попечений и забот. Скорби нас смиряют; у нас есть какая-то самонадеянность, ми своими силами хотим преуспевать в духовной жизни, а в скорбях-то и научаемся смирению, (научаемся тому,) что наши усилия без помощи Божией не достигают цели. Наш должен быть труд к добродетели – а успех в добродетели зависит уже от благодати, а благодать дается от Бога именно только смиренным, а без смирительных случаев не смиришься. (10; стр. 171)

В 1885 году в Оптину пустынь к старцу Амвросию приехал из Москвы Сергей Васильевич Перлов. Это был человек доброго старого времени, с цельным характером, глубоко-религиозный, энергичный, деятельный, много видавший в своей жизни. Отличаясь необыкновенным благородством души, светлым умом, честностью и высокими правилами, он в то же время соединял в себе редкую доброту, светлый взгляд на жизнь и людей и отзывчивость на все хорошее. Как человек труда, сам пробивший себе дорогу и составивший имя, он вследствие этого выработал в себе самостоятельность и некоторую упругость, что и составляло до конца жизни особенность его характера.

В какой мере собираешь ты ум свой к исканию Бога, в такой и еще большей мере, понуждается Он собственным своим благоутробием и благостью прийти к тебе и успокоить тебя. Стоит Он и рассматривает твой ум, помышления и движения мыслей, назирает, как ищешь Его, от всей ли души твоей, не с леностью ли, не с нерадением ли? И когда увидит рачительность твою в искании Его, тогда явится и откроется тебе, подаст помощь Свою и уготовит тебе победу, избавляя тебя от врагов твоих.

Объяснять кому следует свое душевное устроение весьма полезно и доставляет внутреннее облегчение; но нужно войти во вкус сего собственным опытом, при доверии и оставлении собственных разумений.  Враг искреннего откровения не терпит, а человек чрез это получает помощь Божию и вразумляется против искушений.

Так вот видите, дорогие, что усопшие наши всё знают и всё слышат. И мы должны несомненно веровать, что со смертью общение между усопшими и живыми не прекращается, что оно существует. Смерти, как таковой, нет. Только на время человек разрешается от своего тела, оставляет этот видимый и переселяется в другой, невидимый для нас, мир. Спаситель говорит, что Бог не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы (Лк. 20, 38). И бывали случаи, когда усопшие, по воле Божией, являлись живущим, чтобы свидетельствовать им о своей новой жизни, или побудить молиться, или предупредить о какой-либо опасности, являя им таким образом бессмертие души человеческой.

Тяжел грех потому, что ты оскорбляешь Бога — своего Благодетеля, Который создал тебя из грязи, почтил образом Своим и подобием, даровал тебе душу и жизнь, восприял на Себя естество человеческое, умер на кресте ради твоего искупления и соделал тебя Своим сыном и наследни­ком Царства Небесного. Какое благодеяние может сравняться со всем этим? И вот, когда ты согрешишь, то ни во что ставишь все сии благодеяния, являешься неблагодарным к Богу, твоему Благодетелю и Отцу: каково же Ему — Всеведущему видеть сию неблагодарность твою?

Прежде всякого грехопадения, бесы наводят на человека следующие страсти: мрачное забвение, гнев жестокий, т.е. безчеловечную и зверскую злобу и неведение, как тьму безпросветную. Эти три страсти предшествуют всякому греху. Ибо не совершит человек ни одного греха прежде, чем он предварительно не расположится ко всякому злу или забвением, или гневом, или неведением.

Он говорил: «В последние времена мир будет опоясан железом и бумагой. Во дни Ноя было так: потоп приближался. О нем знал Ной и говорил людям, а те не верили. Он нанял рабочих строить ковчег, и они, строя ковчег, не верили, и потому за работу свою они лишь получали условленную плату, но не спаслись. Те дни – прообраз наших дней. Ковчег – Церковь. Только те, кто будет в ней – спасутся».

Старец определял духовный путь, как «канат, протянутый в тридцати футах от земли. Пройдешь по нему – все в восторге, а упадешь – стыд-то какой!»

С тихим вздохом сказал однажды старец: «Общественная жизнь измеряет годы, века, тысячелетия, а самое главное: «Бысть утро, бысть вечер, день един». Самое твердое – камень, самое нежное – вода, но капля за каплей продалбливает камень. Человеку даны глаза, чтобы он глядел ими прямо».

В одной из древних рукописей есть такое сказание: был один человек, именитый по званию и добродетельный по жизни, звали его Стефаном. Он имел одну дурную привычку — браниться нечистым словом. Раз пришел он откуда-то домой усталый и расстроенный и с гне­вом крикнул своему рабу: "Эй ты, диавол, разуй меня!" — и вот, лишь только произнес он эти нехорошие слова, как сапоги сами собой стали с великой силой сниматься, так что затрещали не толь­ко голенищи, но и самые кости Стефановы... Стефан начал гром­ко кричать, на его голос сбежались домашние